Вице-мэр Страсбурга: Мы могли бы эффективнее сотрудничать с белорусской диаспорой — неприметной, но солидарной

После событий 2020 года, когда в Беларуси начались небывалые по масштабу репрессии, сотни тысяч граждан были вынуждены покинуть родину. Некоторые белорусы оказались во Франции. О них и Беларуси в целом “Позірк“ поговорил с вице-мэром Страсбурга Вероник Бертоль.

Беседа с политиком, которая в мэрии отвечает за трансграничные, европейские и международные отношения, а также за связи с европейскими институтами, состоялась 29 октября на полях Конгресса местных и региональных властей. В рамках этой ассамблеи в составе Совета Европы, третьей основной институции наряду с Комитетом министров и ПАСЕ, Бертоль занимает позицию спикера по вопросам молодежи.

— Как много вы знаете о белорусской диаспоре, которая живет здесь, во Франции, и, в частности, в Страсбурге?

— Немного знаю. Точно не скажу, сколько [членов белорусской диаспоры], потому что они, надо признать, довольно незаметны. Но они очень солидарные. Белорусская диаспора, живущая в Страсбурге, активно поддерживает движения сопротивления в Грузии и Украине. Так что, когда у нас проходят демонстрации на улицах или публичные мероприятия, вот тогда они появляются. В остальное время они, как правило, очень-очень скромные и незаметные.

На пленарной сессии конгресса в прошлом году я рассказывала о случае, который касается социолога, исследователя, преподавателя Страсбургского университета. Возможно, лучше я не буду называть его имя, но у него французское и белорусское гражданство. Его заочно приговорили в Беларуси, посчитав “угрозой для государства“ — из-за его работы и содержания его исследований. Он занимался исследованием рок-музыки как формы выражения сопротивления. Думаю, это уже само по себе считается очень опасным.

Почему я тогда выступила — потому что это был первый случай, когда приговор вынесли французскому гражданину. Прежде так поступали только в отношении белорусских граждан, а тогда впервые решились пойти на такой шаг в отношении француза. На мой взгляд, его случай сделали показательным, чтобы напомнить: даже если ты за границей, ты не должен чувствовать себя в безопасности.

В итоге дело приобрело дипломатический характер, Министерство иностранных дел Франции отнеслось к нему серьезно. Режим [Александра Лукашенко] пытается шире распространять свою стратегию влияния, страха и угроз. Мне кажется, это именно так — они переносят ее за пределы Беларуси и стараются добраться до белорусской диаспоры в других странах.

— Речь о человеке с двойным гражданством. Однако многие за рубежом фактически лишаются единственного гражданства — белорусского — из-за “паспортного указа“, который запрещает консульствам продлевать срок действия паспортов или выдавать новые документы белорусам. Помогают ли местные власти как-то легализоваться таким белорусам?

— К сожалению, вопросы гражданства и документов не входят в компетенцию местных властей. Это не на нашем уровне — уровне мэров или местных советов, это компетенция государства, за которую отвечает Министерство внутренних дел.

Все, что мы можем сделать, — это привлечь внимание к ситуации: сообщить, что человек находится на нашей территории, что у него истек срок действия документов или что у него их вовсе нет, или что он находится в процессе подачи заявления на получение статуса беженца. Мы можем уточнять, сколько времени займет процедура и как можно ее ускорить. Но, к сожалению, [решение всей проблемы целиком] не в нашей власти.

— Как Страсбург в целом помогает иностранцам жить здесь, адаптироваться?

— Это часть нашей международной стратегии, нашей политики — быть гостеприимным городом для людей, которым в стране их происхождения грозит опасность из-за их деятельности; для людей, чья свобода выражения под угрозой.

У нас уже сложилась традиция — быть открытым городом для художников, журналистов, писателей, находящихся в опасности. Мы являемся частью сети городов ICORN (Международная сеть городов-убежищ. — “Позірк“.). В рамках этой программы мы предоставляем жилье и место для работы на срок до 2 лет — именно столько обычно требуется, чтобы получить статус беженца. В данный момент у нас живет журналистка из Ливана. Это женщина, которую преследовала “Хезболла“, сейчас мы принимаем ее у себя.

Конечно, если вы спросите меня, то я отвечу, что мы делаем недостаточно, поскольку у нас ограниченный бюджет. В списке ожидания очень много людей, которым нужно убежище и защита. Поэтому мы стараемся работать с другими городами Франции, ведь принять всех мы просто не можем.

— Есть ли у вас какое-то послание для белорусской диаспоры в Страсбурге? Что бы вы хотели видеть — больше активности или, может быть, большей заметности для местных властей?

— Нет, я понимаю, почему они стараются быть незаметными, и полностью это уважаю. Я прекрасно понимаю, что у большинства из них родственники в Беларуси. Поэтому я совершенно понимаю их желание не привлекать внимания. Главное, чтобы они просто связывались со мной, чтобы мы могли познакомиться и понять, что можно сделать вместе, не подвергая риску их самих или их близких. Думаю, мы могли бы сотрудничать гораздо эффективнее.

— Если немного отстраниться и посмотреть шире: у Беларуси и Франции очень давние связи. Вспомнить, к примеру, Марка Шагала, который родился в Витебске, переехал во Францию. Можно ли сказать, что нынешняя волна эмиграции может стать новой страницей белорусско-французских отношений?

— Если честно, то среднестатистический француз, простые люди во Франции на самом деле мало знают о происходящем в Беларуси. Они не знают, что существует движение сопротивления, не знают, что есть белорусская диаспора. Этой темы просто нет в СМИ. Конечно, о Беларуси много говорили в 2020–2021 годах, когда проходили массовые протесты, — это тогда было в новостях. Но за последние четыре года, если мы и слышим о Беларуси, то только в контексте России и Украины.

Мы здесь, в Страсбурге, стараемся донести до людей образ другой Беларуси — не той Беларуси Лукашенко, а настоящей страны, стараемся показать, какова жизнь там на самом деле. Мы организуем культурные мероприятия, например, был концерт белорусского “Вольного хора“. Мы стараемся повышать осведомленность о действительности. Но, опять же, мне бы хотелось, чтобы мы могли делать больше. Для этого мне нужно больше обратной связи. Баланс найти очень трудно, но я уверена, что мы можем сделать больше.