Михаил Портнов — выходец из СССР, а теперь гражданин США — на себе испытал все тяготы эмигрантской адаптации, становления и вытягивания себя «за волосы» из болота невостребованности, уныния и неопределенности. Сегодня Михаил — успешный бизнесмен, основатель и руководитель первой в мире школы тестирования Portnov Computer School, которая базируется в Кремниевой долине. Он не только заработал состояние, но и помог сотням бывших соотечественников обрести почву под ногами на чужбине. О своём нелёгком опыте и о том, как начинался бум тестирования, Портнов рассказал dev.by.

Читать далее

«Я не куда, я откуда!»

— Мы уехали из СССР в 1990-м году. Это было довольно специфическое время. Привычный уклад жизни рушился на глазах. Моя жена как раз защитила диссертацию и стала кандидатом педагогических наук, но не могла найти работу. Выяснилось, что она никому не нужна, поскольку педагогика тогда была закрытой областью, только «для своих». А я незадолго до этого начал кооператив в системе профтехобразования. Мы занимались разработкой методов быстрого обучения машинописи, об этом даже была статья в «Науке и жизни». И жили мы на то, что давал мне заработать этот небольшой кооператив.

Он-то меня, кстати, и вышиб из «советской колеи», потому что я столкнулся с вымогательством, взятками и людьми такого низкого пошиба, каких не видел в жизни. Ведь когда ходишь на обычную работу, то находишься среди более-менее подобных себе. А тут не так. Вся эта кооперация работала без законодательной защиты. И уже тогда было ощущение, что добром это не кончится, хотя в то время ещё не никого убивали.

У нас на тот момент не было уже ничего, что могло бы удержать. У ОВИРа собирались огромные очереди, и это при том, что Москва, в общем, никогда не была склона к эмиграции. В 70–80-е годы эмигрировали по большей части из провинции, особенно те, кто жил ближе к западной границе. А тут настало время, когда и Москва рванула (По официальным данным, в начале 1990-х 40% уезжающих из СССР в эмиграцию приходилось на жителей Москвы и Санкт-Петербурга. — Прим. dev.by.). Из записной книжки мы каждую неделю кого-нибудь вычеркивали, ходили на проводы. Границы были всё ещё закрыты, поэтому расставались с ощущением, что никогда больше человека не увидим. Помню, разговоришься с кем-нибудь у ОВИРа: «Вы куда едете?» –– «Я не куда, я откуда!»

Время такое было. Мир, в котором мы жили, оказался полностью разрушенным. Сложилось чёткое понимание, что мы лишние. У нас было добротное образование: оба закончили Институт связи в Москве (Сегодня — Московский технический университет связи и информатики. –– Прим. dev.by.), позже я закончил матфак Тверского университета и поступил в аспирантуру, жена стала кандидатом наук, — но тем не менее были нищими.

Мы в своё время были очень патриотичные, очень советские. Но когда я занялся кооперацией, начал лучше понимать, что творится в стране, и тогда мне стало жутко.

В США тогда была (да и сейчас есть) программа по приёму беженцев. В то время у них с Советским Союзом сложилась договорённость, по которой какое-то количество советских евреев могли выехать под видом воссоединения семей. СССР делал вид, что никакой политической эмиграции нет, люди уезжают лишь для воссоединения с родственниками. Тогда достаточно было быть евреем по документам, чтобы тебя приняли как беженца. У нас на момент отъезда уже были родственники в Штатах — родители и сестра жены, — поэтому в определенном смысле нам было проще. А многие делали какие-то липовые приглашения, чтобы уехать.

Самое сложное — ощущение невостребованности

Когда садились в самолет, было ощущение, что сейчас мы прилетим, из самолета выйдем — и это будем уже не мы, а какие-то другие люди. После прилета мы около недели жили в Нью-Йорке: потерялись медицинские, что ли, справки, поэтому нам надо было заново их делать. Нас поселили в гостинице, кормили. Но мы же дикие были, нам казалось: выйдем на улицу и что-то такое из ряда вон случится. Потом смотришь: люди как люди вокруг. Один из сильнейших ударов по мозгам — магазины: там рядом на полках лежали продукты из разных сезонов: и клубника, и яблоки, и мандарины, и арбузы, и всё такое прочее. Как же оно может так быть?

Жена на момент приезда неплохо говорила по-английски, а я в школе немецкий изучал. Но в целом у меня хорошие способности к языкам. Мне помогли в самом начале устроиться вышибалой в магазин кожаных курток. Раз в неделю, по субботам, я присматривал, чтобы оттуда что-нибудь не украли. Но магазин был маленький, туда никто особо не заходил, поэтому целый день я беседовал с хозяином. И это дало сильный толчок в изучении английского.

Уже через четыре месяца после приезда у меня была первая преподавательская работа: я обучал всё той же машинописи, но уже на английском. Ночью заучивал, что нужно сказать, а днём преподавал. У меня отличная зрительная память: прочту текст –– и могу его воспроизвести. Поскольку эта работа была лишь на половину рабочего дня, через месяц к ней добавилась вторая: тоже нужно было преподавать машинопись, а также делопроизводство, работу с текстовыми редакторами. Так в процессе работы и учил.

На первых порах самое сложное — ощущение невостребованности. Ты умеешь то и это, и ещё вот это, но не можешь реализовать свои навыки и потому чувствуешь, что никому не нужен. Второй момент –– «вырванность» из социального круга. Оказавшись в среде эмигрантов, ты понимаешь, что все эти понаехавшие сильно отличаются от твоего привычного окружения. В Москве евреи — это врачи, учителя, ученые, они по большей части образованны, развиты. Здесь же ты поначалу видишь много бывших соотечественников, которым раньше и руки бы не подал. Но дело даже не в том, что встречаются несимпатичные люди, а в том, что своих нет. Нам помогло то, что мы нашли работу в Кремниевой долине. Там эмигрантская среда в то время была в основном московско-питерская и немного киевская. Поэтому по опыту могу сказать, что когда обретаешь среду «своих», начинаешь чувствовать себя как дома.

Всё начиналось с книги по программированию на C

Тестированием я занялся случайно. Мои работы мне надоели и я совершенно не видел, куда иду. Да и доходы от них были очень скромные. Товарищ, которого я знал ещё по Москве, дал мне книжку по программированию на C. И это было как манна небесная. Если ты когда-то программировал микропроцессоры, то думаешь, что C — это язык от бога, небывалый прорыв. После этого друг привел меня в контору, в которой работал сам. Время было в целом неважное, разгар рецессии. Но именно в таких условиях ИТ обычно развивается особо бурно, потому что лучший выход из экономических неурядиц — повышение производительности труда за счёт новых технологий. Именно во время рецессий совершаются различные технологические прорывы. Вот и тогда ИТ было на пороге бума.

В той фирме мне сказали: «Будешь тестировать». Ну, хорошо, раз надо. Что я, не тестировал, что ли? Когда разрабатываешь железо, его тоже нужно проверять, поэтому для инженера тестирование — естественная часть работы. Мне кажется, практически в каждой профессии есть элемент тестирования. Ведь это проверка результата на соответствие неким требованиям, стандартам, спецификациям, руководствам.

Вот так всё началось. Правда, через год было сокращение и я потерял эту работу. Новое место пришлось искать уже самостоятельно — и я нашёл его за неделю. Но ещё через год ситуация повторилась. И тут я увидел, что если ещё год назад было около пяти объявлений за неделю, то теперь их — по 20 в день. Всё разворачивалось прямо на глазах. И вот тогда появилась идея создать школу.

«Чёрный ход в Силиконовую долину»

Стоял август 1994 года. Всё только-только начиналось, практически никто тогда не знал, кто такие тестировщики. Ко мне приходили программисты и спрашивали: «А что это? А у нас вот нет тестировщиков, мы всё сами…». Настоящий бум произошёл в начале 95-го. А мы тут как тут — у нас первая в мире школа по тестированию.

Самой большой сложностью было объяснить, что есть такая профессия. Я написал статью «Чёрный ход в Силиконовую долину» в местную русскоязычную газету «Взгляд», в которой рассказывал, что есть такая специальность, что обучение быстрое, компьютерное образование не нужно… В результате пришло 18 человек, мы их разделили на две группы. Никакого поставленного процесса обучения не было — я просто вёл занятия. И ещё писал им резюме. Это сейчас уже, конечно, всё организовано, есть расписание, материалы.

Я не был одержим идеей разбогатеть, нажиться, меня вполне устраивало работать по найму. И кстати, до февраля 96-го ещё работал в фирме, но школа очень быстро росла. Ощутил, что не додаю и работе, и ученикам, поэтому пришлось принять непростое решение и уйти из компании.

Конечно, я понимал, что в сфере ИТ-образования есть деньги. И я верю, что если ты делаешь что-то хорошее, востребованное, то туда и деньги приложатся. Никогда не просчитывал, окупится ли вся эта затея, у меня не было бизнес-плана. Даже в голову ничего подобного не приходило. Однако была у меня мысль, что нужно спасать народ. Вы не представляете, сколько в то время я встречал людей потерянных, вышибленных из жизни. Кандидаты и доктора наук, талантливые инженеры –– и все неприкаянные. Хорошо если в магазине где-то за 6 долларов в час работает. А некоторые и вовсе на одном пособии. И для них это как ком в горле, ведь они не привыкли на халяву, они хотят работать. Я не мог не помочь, ведь это же всё равно, что одному под одеялом пайку съесть. Нас так не учили.

Из доярок — в тестировщики

Найти преподавателей на тот момент было чудовищной проблемой. Знал я одного парня, московского программиста, которого примерно за год до организации школы переучил в тестировщики, помог найти работу. Он толковый, соображал хорошо, и я попросил его помочь. Сам я на тот момент работал менеджером по тестированию, под моим началом трудились два молодых американца, и я их немного привлекал, «подкармливал» этими занятиями. На самом деле, если человек соображает, то через пару лет может неплохо преподавать. Например, я к моменту появления школы проработал тестировщиком два года.

Все проблемы решились со временем. В конце 90-х у нас уже училось и преподавало довольно много народу. Даже получилось, что докторов и кандидатов наук среди наших педагогов в процентном соотношении было больше, чем в российских университетах. Я не отбирал их специально, но так вышло. Говорили, что мы не школа, а аспирантура.

Преподавателей у нас сейчас около десяти: половина преподаёт днём, половина вечером. Многие из них –– наши выпускники. И на данный момент все — выходцы из бывшего СССР. Но народ бывает разный: и американцы, и индусы. В целом важна не национальность, а общее понимание того, что ты делаешь. Нужно быть на одной волне. В этом плане мы, пожалуй, более близки с индусами и даже китайцами, чем с американцами. Я, к примеру, иногда учу студентов каким-то трюкам для прохождения собеседования. Американец же не слишком одобряет «надувание щек» в резюме. Хотя бывают разные, очень разные.

Изначально мы учили по-русски, потому что многие наши студенты и не говорили толком по-английски. А с 96-го года я начал давать объявления в индийском журнале, и стали приходить индусы. Примерно через год добавились китайцы. К началу 2000-х, когда вовсю гудел интернет-бум, среди наших студентов было приблизительно поровну русских, китайцев и индусов. Поэтому появились и русскоязычные, и англоязычные классы. Сейчас всё обучение полностью на английском, ведь нашим ученикам потом нужно будет проходить собеседование. Сегодня здесь учатся выходцы из 40 стран, в том числе и американцы.

Не секрет, что ИТ — в целом мужская сфера. Но на уровне тестирования больше женщин, как мне кажется. Вот и в школе у нас процентов 80 — девчонки. Хотя ни пол, ни предыдущая профессия не столь важны, потому что тестирование — это наука о здравом смысле. Человек с мозгами и здравым смыслом будет изумительным тестировщиком. Конечно, нужно стараться, пахать, стремиться. Плюс быть как минимум хорошим пользователем. Ну и иногда решающим фактором является знание предметной области: для тестирования банковских систем лучше подойдет человек, который разбирается в банковском деле.

Сегодня мы являемся крупнейшей школой в США. У нас на YouTube выложены записи курсов, и я часто получаю письма от людей из разных постсоветских городов, которые нашли работу после их прослушивания. Ведь тут дело не только в том, как составлена программа. Нельзя сказать, что мы устанавливаем какой-то сугубо технический стандарт по подготовке тестировщиков. В первую очередь мы учим студентов решать конкретную задачу: найти работу в определенных условиях, сложившихся на рынке — как прорваться на новом месте, как сделать чудо. Смотрите: если вы закончили вуз, связанный с компьютерными технологиями, и вас взяли на работу в хорошую фирму, то это закономерно, в этом нет чуда. А вот у меня есть студентка –– она на родине работала дояркой, потом в баре. Вышла замуж в Америке и приехала к нам переучиваться. На днях она вышла на практику в местный стартап. Вот это чудо, и я могу его сделать, если человек мотивирован.

Соревноваться нужно лишь с самим собой

В последнее время мы выпускаем около 500 человек в год на очных курсах и примерно 200 — онлайн. Учебная программа занимает три-четыре месяца, в зависимости от расписания. Каждый месяц мы начинаем учить новую группу, поэтому и завершают они все в разное время. Выпусти мы одновременно 150 человек — на рынке труда образуется «пробка».

Сейчас по большей части специализируемся на тестировании мобильных приложений, поскольку 85% наших студентов забирают компании-мобильные разработчики. Ещё три года назад всё было наоборот: мы учили тестировать веб-приложения, и лишь 20% наших выпускников находили работу в «мобайле».

Обучение немного отстаёт от индустрии, но это сознательно, поскольку мы не имеем морального права учить вещам, на которые нет большого спроса. Например, год назад я присматривался к Google Glass и готовился преподавать, но рынок был ещё слишком мал. А сейчас все о них и забыли. Есть разные технологии и разработки, которые обещают стать востребованными. Мы в таких ситуациях ждём роста рынка, ведь если я выпущу группу в 30 человек, им всем нужно будет найти работу.

К тем же мобильным приложениям мы подходили очень осторожно, а сегодня все проекты, которые компании дают для школы, связаны с этой сферой. При этом фирмы предлагают реальные, живые проекты, которые студенты тестируют на нашей технике, нередко под руководством менеджеров этих фирм.

Я как-то проводил опрос среди менеджеров, и большинство из них сошлись во мнении, что это недорогой способ найти действительно перспективных сотрудников. Наша школа сотрудничает примерно с полусотней компаний, которые берут студентов на практику. Среди них — Skype, Oracle, Citrix и Salesforce. Но ставку делаем на небольшие компании и стартапы. В отличие от корпораций с очень сложными отношениями между отделами и многоуровневыми переговорами, менеджер небольшой компании захотел взять человека, получил добро и — вперёд. К тому же в таких компаниях наши ученики имеют доступ к большему количеству технологий и задач. Ведь в крупной фирме его посадят на малюсенький кусочек и дадут делать то, что за её пределами никому не нужно.

Мы стараемся поддерживать связь с нашими выпускниками, радуемся их успехам. И невероятно гордимся «тяжёлыми случаями». Есть ребята, которые с первого дня демонстрируют чемпионские наклонности. Мы понимаем, что основная часть их успеха — не наша заслуга. А бывает, не идёт у человека тестирование. Обычно такое происходит, когда он пришёл без мотивации: жена вытолкала, все друзья уже неплохо пристроились… Я такие ситуации прекрасно понимаю. Несколько лет назад пошёл на курсы за сертификатом консультанта по профессии. После вводного курса нужно было какие-то проекты делать, а у меня ни времени, ни желания особого — бросил. Всякое бывает…

Если человек хочет зарабатывать, я могу ему помочь. Но сделать его счастливым не в моих силах. Деньги ведь не делают счастливым, поскольку может возникнуть очень много других проблем: со здоровьем, с семьёй, со страной… Поэтому моя философия такая: если человек чего-то хочет добиться, мы всегда готовы подставить плечо. Кто-то через месяц работу получает и по вечерам доучивается, а кому-то нужно два раза курс пройти. И в этом нет ничего страшного. Соревноваться нужно только с самим собой, чтобы сегодня стать немного лучше, чем вчера. Иногда это довольно трудно, но достижимо.

Фото: Portnov Computer School

Новый рекламный формат в наших телеграм-каналах.

Купить 500 символов за $150