Опубликовано на открытой версии “Позірку“ 2 октября 2025 года в 10:50
30 лет назад на политическом поле Беларуси появилась новая структура — Объединенная гражданская партия (ОГП). Она образовалась путем слияния действовавших с 1990 года Объединенной демократической партии Александра Добровольского и с 1994-го — Гражданской партии Василия Шлындикова.
15 августа 2023 года Верховный суд удовлетворил иск Министерства юстиции и ликвидировал ОГП. Формальной причиной стало то, что партия вопреки обновленному законодательству не подала документы на перерегистрацию.
О некоторых аспектах деятельности ОГП “Позірк“ поговорил с ее многолетним лидером (2000–2018) Анатолием Лебедько.
— Тогда, 30 лет назад, вы поддержали объединение партий. Почему, и что было нестандартным в этом процессе?
— 1 октября 1995 года я был на учредительном съезде. Это был осознанный выбор. Я выбирал то, что мне близко с идеологической точки зрения. Обладая определенным опытом нахождения в большой политике (Лебедько был депутатом Верховного Совета. — “Позірк“.), было время и возможность определиться, кто я в идеологических координатах.
Слияние стало уникальным примером того, как объединились две официально зарегистрированные партии. Это беспрецедентный случай в белорусской политике, потому что, условно говоря, из двух лидеров партии надо было оставить одного (первым председателем ОГП стал Станислав Богданкевич, за две недели до съезда освобожденный Александром Лукашенко от должности главы Национального банка. — “Позірк“.), а из восьми заместителей — четырех.
Это, по-моему, единственный позитивный опыт в истории партийного строительства в Беларуси. В целом, конечно, приобрели все. Когда партии создаются на объединении, а не на расколах, у них другое сознание, другой менталитет. Это, как мне кажется, одно из главных преимуществ ОГП.
— Первым экзаменом для партии стали выборы в Верховный совет 13-го созыва. Как вы их оцениваете?
— На мой взгляд, это был огромный политический успех. Появившаяся новая сила с ярко выраженной проевропейской программой получила поддержку. Мы тогда подсчитали, что более миллиона избирателей проголосовали за кандидатов, которые шли под брендом нашей партии.
Если до этого в демократическом оппозиционном движении доминировал Белорусский народный фронт, то в 1995-м эстафету приняла ОГП. У нас была сформирована дееспособная фракция с сильным составом.
— Драматическим моментом в деятельности ВС-13 стала попытка объявления импичмента тогда еще легитимному президенту Лукашенко. Что не получилось?
— ОГП была инициатором этого процесса. Затем были сложные консультации, потому что наших голосов не хватало для запуска процедуры. Переговоры с коллегами по парламенту завершились успешно: нас поддержали фракции коммунистов, аграриев и социал-демократов.
Это был действительно самый опасный, самый сильный вызов и самая сильная угроза для Лукашенко за все время нахождения его у власти.
Почему не получилось? Причин несколько. У Лукашенко были преимущества. Во-первых, надо признать, он был популярнее парламента. Во-вторых, он имел возможность быстро принимать решения, потому что они принимались в одном кабинете, в одной голове. А нам требовалось все-таки больше времени на согласование тех или иных действий. И, в-третьих, мы играли по правилам, а Лукашенко занимался политическим реслингом, играл без правил. Он подкупал депутатов, шантажировал их, имел компромат на отдельных членов Конституционного суда. Все это и дало ему необходимый результат.
— Вы вспомнили о совместной работе с фракцией коммунистов. Как ваши коллеги по партии отнеслись к такому решению, ведь многие из них были антикоммунистами?
— Когда попадаешь в автозак, там не смотрят на партбилет. Повторюсь, ОГП появилась в результате объединения, а не раскола. У нас ментальность другая. Мы были всегда готовы к ситуативным альянсам ради общих целей и задач. Мы объединялись со всеми, кто выступал за честные и свободные выборы, за независимость и суверенитет Беларуси. Мы объединялись для того, чтобы права, свободы и достоинство человека были высшей ценностью, чтобы на весах это было важнее государства, бюрократии, чиновников.
Кроме того, решения принимали люди-созидатели — Василий Шлындиков, который основал знаменитый завод “Амкодор“, народная артистка Зинаида Бондаренко, дважды Герой Соцтруда Василий Старовойтов, народный депутат СССР Александр Добровольский, отец белорусского рубля Станислав Богданкевич и многие другие. Поэтому вот эти люди, которые уже состоялись, конечно, принимали решения не эмоционально, не с точки зрения популизма, а взвешивая все “за“ и “против“.
— Вы назвали ряд известных коллег. Но были и иные, которые переметнулись в лагерь Лукашенко. Таким ярким персонажем является бывший министр сельского хозяйства, экс-глава Минского и Гродненского облисполкомов Семен Шапиро. Что они искали в ОГП?
— В свое время в партии состояли разные люди. Надо отметить, что политическая миграция — естественный процесс. Недавно были местные выборы в Латвии, а сейчас в Эстонии. И если мы загуглим, то увидим, что большое количество политиков мигрирует из одной политической силы в другую. Это условия демократии.
В любом обществе всегда есть часть людей, которые приходят в политику не столько по идеологическим соображениям, сколько исходя из того, что есть лифт роста. И если ты в политике, то можешь двигаться по карьерной лестнице, решать какие-то свои личные вопросы, удовлетворять какие-то корпоративные интересы. Это тоже объективный процесс.
И вот когда есть возможность выбора, когда нет давления, репрессий, это не так заметно. Да, Шапиро был в партии, как и бывший замминистра экономики Андрей Тур (умер в 2016 году. — “Позірк“.), как и другие, пришедшие в партию в 1995-м. Тогда людей не преследовали за политические взгляды, за то, что они могли состоять в оппозиционной партии.
Когда в Беларуси усилился авторитаризм, мы честно сказали: “Друзья, вот сейчас начинается другое время, время серьезных испытаний. У вас будут проблемы из-за того, что у вас членский партийный билет ОГП. Поэтому вам предоставляется возможность написать заявление и выйти из партии, юридически оформить процедуру”. Часть людей, которые одной ногой были еще в партии, а другой — в структурах власти, не стали писать заявления.
Не в качестве адвоката скажу, что тот же Шапиро, если бы страна в 1995 году не стала дрейфовать в сторону авторитаризма, а потом и диктатуры, возможно, был бы чиновником с партийным билетом. Потому что как профессионал он действительно имел хороший опыт. У него был за спиной не совхоз “Городец”, а хорошее хозяйство, которым занималась целая семья. И у них была предпринимательская жилка.
— А как же депутатство Анны Канопацкой?
— Это совершенно другой файл. Это целиком и полностью была игра власти. Когда им нужно было показать Западу, что в Беларуси якобы есть демократия, что произошли изменения, в 2016-м в Палату представителей было допущено два человека не из системы (кроме Канопацкой туда попала председатель Общества белорусского языка Елена Анисим. — “Позірк“.).
На месте Канопацкой могла быть Петрова или Сидорова. Это неважно уже. Просто они взяли двух человек, которые были под их контролем.
А перед нами был такой вызов: принимаем эту игру или не принимаем? У нас было четкое понимание, что началась игра. Была дискуссия, мы сказали: если не попробуем использовать ее мандат, к нам будет больше претензий.
Мы с самого начала понимали, что это игра. Партия подписала с Канопацкой соглашение. И там были указаны обязательства двух сторон. И по итогу мы ее исключили из партии, потому что она не выполняла обязательства, которые были закреплены в этом соглашении.
Там были две главные темы. Первая — продвижение честных, свободных выборов. Вторая — продвижение экономической повестки дня (бизнес, индивидуальная инициатива и прочее). Если со второй она еще более-менее справлялась, то по честным выборам мы от нее не добились ни одного выступления.
Точно так же мы не добились, чтобы она персонально критиковала Лукашенко и силовые структуры. Мы понимаем, что это было пунктом ее договоренностей с той стороной.
— Еще одним “факапом“ ОГП называется телевыступление партийного кандидата Ярослава Романчука после разгона Площади-2010. Позднее он утверждал, что сделал это, чтобы спасти вас. Спустя годы как вы оцениваете это?
— Время все расставляет по своим местам. Одна и та же ситуация в разные времена воспринимается по-разному. В 2010–2011 годах это был огромный хейт в отношении Ярослава, партии и меня лично. Когда я вышел из СИЗО КГБ (“американка“), то не стал осуждать Ярослава.
Я сказал, что матери рожают детей не для того, чтобы из них делали гвозди. И в любой нормальной стране, в Литве, в Польше, Ярослав, если бы получил поддержку граждан, был бы очень хорошим депутатом или президентом. Я в этом не сомневаюсь.
Но тогда в глазах подавляющего большинства демократического сообщества, которое в основной своей массе не знало запахов ни Окрестина, ни “американки”, это выглядело как некое предательство, отступление от моральных критериев.
А у него была ситуация такова, что подняли из постели и, как говорится, поставили перед фактом: Лукашенко зальет кровью всю страну, а первой жертвой будет Лебедько, и ты с этим будешь жить. Ярослав не принимал участия в уличной части сражений оппозиции, это было его слабое место. Он мне сказал честно: у меня дрожали руки и ноги, я был беспомощный.
Сейчас, через то, что прошел Ярослав, прошли тысячи людей — и бумаги разные подписывали, и заявления для ТВ делали. И мы сегодня все понимаем: у нас нет этого хейта. Мы на это смотрим по-другому, потому что волна репрессий охватила уже сотни тысяч людей, если учитывать семьи.
У ОГП 30 лет за плечами, и одно и то же действие, которое мы совершали в то или иное время, оценивалось по-разному. В одной ситуации можно сказать, что стакан наполовину пустой, а в другой — что наполовину полный. И в этом, я думаю, преимущество всех, так скажем, старых партий, которые с 1990-х остаются на фронте.
— Вы едва ли не рекордсмен среди партийных лидеров по задержаниям, штрафам и административным арестам. Тяжело было?
— Здесь должны быть какие-то личностные качества. Потому что на всех, кто возглавляет оппозиционную структуру в Беларуси, так или иначе налагаются обязательства быть в первом ряду. Не важно, сидишь ли ты за столом переговоров или присутствуешь на какой-то конференции либо на несанкционированном митинге. Ты должен быть на первой линии, не можешь где-то быть сзади.
Поэтому все лидеры оппозиционных партий, кто больше, кто меньше, попадали под репрессии. И можем сейчас и о Николае Статкевиче говорить, и о Павле Северинце, и о других. Кто был на передовой, тот попадал под эти замесы.
По моим прикидкам, пройдено около 65 политически мотивированных процессов. Но надо понимать, что каждый процесс — стресс для семьи, для тебя. Многие люди увидели репрессии лишь в 2020 году. А мы это видели и в 1990-е, и через многое проходили. Достаточно вспомнить наших коллег по партии Виктора Гончара и Юрия Захаренко.
— Что вам лично запомнилось?
— Наверное, 2004 год. У меня была встреча в посольстве США. Вышел оттуда, и люди масках меня скрутили. Привезли в КГБ. Признаюсь, что порадовался, когда увидел сотрудника в форме. Вот такая ситуация, ты радуешься, что в КГБ, а не попал в мешок эскадрона смерти, который мог бы вывезти, как Гончара с Захаренко, и убить.
Мне зачитали официальное предупреждение и передали какую-то бумагу. Я, правда, ее взял и ушел. А через два или три дня решил посмотреть внимательно. Там была ссылка на Уголовный кодекс. И там меня обвиняли по статье “Измена государству“, которая на то время предусматривала смертную казнь. Это был 2004 год, а не 2025-й.
Когда второй раз попал в подвалы “американки“, меня там тоже целый день допытывали по моей поездке в Грузию и все остальное. А потом вывезли за город и оставили со словами: “Анатолий Владимирович, вы умный человек, вы должны сделать правильные выводы из этого“.
То есть были вот такие запугивания: тебя скручивают, бросают в машину, везут неизвестно куда, потом какие-то люди давят на тебя, что, дескать, ты не выйдешь отсюда, что у семьи будут проблемы и т.д.
— Чем дышит сегодня ОГП, продолжается ли работа?
— Партия ликвидирована внутри страны, но она продолжает действовать за ее пределами. Сейчас акцент сделан на том, чтобы продолжать работу в городах Польши, Литвы, везде, где обосновались вынужденно уехавшие партийцы.
Кроме того, идет взаимодействие на платформе девяти политических структур. Регулярно происходит обмен информацией, реализуются некоторые проекты.
Поэтому можно утверждать, что ликвидированные в Беларуси партии сохранили свои бренды и в той или иной форме продолжают работать. В частности, члены политических партий представлены в Координационном совете.
Что касается работы внутри страны, то она фактически парализована — безопасность людей превыше всего.
