Многим ли из ваших знакомых-разработчиков довелось получить посвящение в профессию на африканском континенте? PHP-программист одной из минских компаний Артур Яппаров провел два года в городе, опетом в одноименном шедевре голливудской классики — Касабланке. О порядках и нравах жизни в королевстве на берегу Атлантики — в его рассказе корреспонденту dev.by.
«Какая, к черту, Касабланка?!»
— В 2008 году я побывал в Америке по студенческой программе Work & Travel. Поездка изменила мой взгляд на мир, цели и амбиции. Ключевая вещь, которую усвоил: то, что кажется далёким и нереальным, достижимо, если очень захотеть и приложить усилия.
Закончив Уфимский авиационный технический университет по специальности «Защита информации», какое-то время не мог найти стоящую работу. Очень хотелось поехать в Штаты, но по ряду объективных причин не получилось. Тогда написал в международную студенческую организацию AIESEC, которая среди прочего занимается международными стажировками выпускников. Поучаствовал в нескольких скайп-интервью с работодателями из Азии, которые ни к чему не привели. Однажды девушка-координатор в AIESEC переслала предложение на стажировку для программиста в Касабланке (Марокко). «Какая, к черту, Касабланка?!», — была первая реакция. Поразмыслив, всё же решил пройти скайп-интервью.
Абсурдность ситуации заключалась в том, что мои познания в программировании немногим превосходили нулевую отметку. В школе у меня был какой-то опыт, но ведь это детские игры, когда требуется PHP-разработчик для серьёзного бизнес-проекта.
Во время интервью успешно вешал нанимателю лапшу до того момента, пока он не спросил, в какой версии PHP я работаю. А я ни одну из них в глаза не видел! И тут мне повезло. Повисла пауза, и марокканец подумал, что я его не услышал, уточнив: «В четвёртой или в пятой?» «Конечно, с пятой!» — я перевёл дух.
Через три дня девушка написала, что меня приняли: «Покупайте билет, собирайте чемодан, приезжайте».
Когда касты — в головах
Всеми оргвопросами должна была заниматься AIESEC, но в Марокко они ничего не делали. Я прилетел в Касабланку в десять вечера, дважды обошёл аэропорт — никого. Местных контактов тоже никаких. Пришлось вызванивать своего агента AIESEC в Уфе — она и помогла с номером.
Работать мне предстояло в онлайн-турагентстве со штатом более 20 человек и фокусом на Марокко и Франции. Несмотря на то, что Африка в целом ассоциируется с третьим миром, фирма была европейского типа. Как и все богатые люди в Марокко, оба её руководителя учились на Западе: во Франции и Канаде. В специалисты они набирали либо толковых местных, либо иностранцев. Когда я пришёл, оба программиста были местные арабы добротной квалификации.
Офис — обычный опен-спейс, кабинеты — только у начальства, да и те стеклянные. Рабочий процесс не сильно отличается от общепринятого: приходишь, стучишь по кнопкам с 9 до 18, час на обед. Правда, частенько, особенно вначале, приходилось засиживаться допоздна. И дело не только в моей неопытности, но и в чрезмерно высоких требованиях начальства.
В Марокко существует кастовое расслоение на простых смертных и богачей. Первые смотрят на вторых снизу вверх. Вторые привыкли получать от жизни все. Отношение к персоналу у них соответствующее. Иностранцы же находятся за рамками этой системы —к ним все относятся хорошо. Хотя в работе это поблажек не дает. Мой товрищ-испанец так повздорил с боссом, что был уволен.
Устный «контракт»
В первый день стажировки я ничего не смыслил в программировании, но мне снова повезло. На доставку нового ноутбука с поддержкой виртуализации ушла неделя — бесценное время, которое потратил на познание азов. За три месяца вошёл в колею, а заниматься приходилось и PHP, и Java Script, и базами данных, также выполнять серверные и клиентские задачи.
Артур Яппаров
Пока я был на стажировке, мне платили в конвертике 500 долларов — хватало на самый минимум. Когда через девять месяцев стал полноценным сотрудником, зарплату увеличили вдвое. Однако мой официальный статус не изменился — нелегал. Никаких документов, контракта. Этому способствовал тот факт, что без визы в Марокко можно находиться три месяца. По истечении этого срока необходимо просто пересечь границу. Потому многие «обнуляли» статус, посещая городок Сеута на севере Марокко — небольшой полуанклав Испании. Я же за отсутствием «шенгена» чаще всего ездил домой. Благо компания оплачивала билет полностью или частично.
Несмотря на отсутствие документов, действовала устная договоренность. Однажды наша бразильская коллега серьёзно ошпарилась, и директор компании два месяца бесплатно лечил её в клинике своего брата.
«Он верит, что он — обезьяна!»
Фирма активно использовала работу стажёров. Как следствие, огромная текучка кадров. Мне приходилось работать с ребятами из Словакии, Венгрии, Финляндии, Франции, Испании, Португалии, Мексики, Бразилии, Камеруна и других стран — все они были студентами или недавними выпускниками.
В основном общался по-английски. Со временем стал понимать и французский — самый распространённый там из иностранных языков. Подружился с баском Мигелем, с которым мы долгое время снимали квартиру, с местным айтишником Абделем. Наши интересы расходились, но общие точки соприкосновения удавалось находить. Это к слову о том, что местные бывают разные, учитывая, что страна мусульманская. В крупных городах, где много иностранцев, люди придерживаются либеральных взглядов. В маленьких городках — наоборот.
Как-то моя компания наняла разработчика из местных — салафита, то есть представителя радикального ислама. Звали его, конечно, Мухаммед. Бородатый, в балахоне до пят. Не сказал бы, что у нас были конфликты, но недопонимание точно присутствовало. Многие вещи меня раздражали. Скажем, слушаю музыку в наушниках — он говорит, что это дело рук дьявола, нужно слушать Коран. Когда мы спорили о теории Дарвина, эволюции, они с друзьями хохотали, показывая на меня пальцем: «Он верит, что он — обезьяна!». В итоге я просто стал включать панк в наушниках погромче.
Справедливости ради отмечу, что он был единственным радикалом в компании. Со мной работал другой набожный человек, пять раз в день читавший намаз в переговорке. Несмотря на то, что он плохо говорил по-английски, мы прекрасно общались. Как и со всеми другими коллегами. Я выучил пару слов по-арабски и каждое утро здоровался со всеми.
О жилье, еде и транспорте
Изначально мы жили в стажёрской трёхкомнатной квартире, предоставленной AIESEC, — в хорошем районе недалеко от офиса. Но состояние жилища было, мягко говоря, ужасное. Лежишь на диване, работаешь, а по верхнему краю монитора ползет таракан. Под ванной жила ящерица. Вода подогревалась допотопным газовым бойлером. Он сломался и при включении извергал языки пламени на террасу.
Потом вместе с испанцем переехали в нормальную квартиру, которую снимали втроем за 500-600 долларов. Владелец дома жил в Италии, сдавая все квартиры в доме. Все дела вёл его менеджер, который раз в месяц приходил за наличными.
Обедать мы с коллегами обычно ходили в ближайшую кафешку-ресторан. В Касабланке множество киосков с шаурмой, другой «стрит-фуд», где доллара за три можно вкусно и сытно поесть. Какое-то время потребовалось, чтобы привыкнуть к местной кухне, но в целом проблем не было. Особенно понравилось блюдо тажин — это коричневая глиняная тарелка с колпаком, в которой готовятся овощи, курица, фарш…
А вот известный кус-кус мне не пошёл: поешь, а через 2-3 часа снова чувствуешь голод. В Касабланке также много ресторанов испанской, французской кухни, в порту — с морепродуктами.
Зато вода из водопровода — грязная. Потому мы всегда покупали бутилированную. У бедняков на это денег нет, и, как мне показалось, по этой причине в Марокко множество клиник по удалению камней из почек.
С транспортом тоже особых проблем не было. Поезда удобные, комфортные — лучше, чем в России. Правда, бывают настолько забитые, что не стать даже в тамбуре. Плюс регулярные опоздания — это дань национальной ментальности, о которой упомяну ниже.
Такси двух видов. В старенькие «пежо» вмещается максимум три человека. Едете вы с шофером вдвоём — кто-то стоит, голосует. Таксист останавливается, ничего у вас не спрашивая, и, если голосовавшему по пути, берёт его. В больших такси — старые «мерсы» типа маршруток — набивается по шесть человек. Зато дёшево: 1,5 доллара за 30-40 км из Касабланки в пригород. Это транспорт для бедноты. У всех остальных — собственные машины, в крайнем случае — мопеды.
Водят марокканцы ужасно. Если кто-то в пробке пропустил поворот и начинает давать задний ход — это нормальное явление. В России на тебя сразу же обрушат три этажа мата — и это мотивирует людей десять раз подумать. В Касабланке — полный хаос, зато никакого негатива. «Ты чего, братан, затупил?» — «Ага», — вместе посмеялись и продолжают глупить. Ты опаздываешь? Ничего, все опаздывают.
Местные забавы и угрозы
В Марокко все помешаны на футболе. Его смотрят, в него играют, кажется, все, у кого есть две ноги. Во дворах, на улицах — везде. Так, компания оплачивала нам еженедельную аренду хорошей площадки.
Ещё марокканцы любят пить чай. Повсюду — уличные кафешки с открытыми террасами, на которых местные проводят дни напролёт за мятным чаем и футбольными трансляциями. Однажды в таком кафе я видел матч российской Премьер-лиги. Складывается впечатление, что многие не работают, но как-то живут, несмотря на смешное пособие по безработице.
Времяпрепровождение также связано с океаном. Люди занимаются сёрфингом, гуляют, просто сидят на берегу.
А ещё они очень любят курить травку. Марокко — одна из основных стран-производителей гашиша. С одной стороны, он официально запрещён, с другой — это неотъемлемая часть жизни, культуры.
Слышал байку, в которой западные политики жалуются королю Мухаммеду VI, что из Марокко в Европу идёт вал гашиша. На что он ответил: «Предложите что-нибудь ликвидное взамен, чем можно было бы занять моих людей, и мы решим проблему». На севере страны, в горах, в окрестностях городка Шефшауэн производят большую часть гашиша. Наверное, это сказывается на людях. Приезжаешь — расслабленная атмосфера, мало машин, птички поют.
Алкоголь официально разрешён, но запрещён религией, что ещё хуже. В европейских заведениях спиртное подают. Купить же бутылочку можно либо в замаскированных полуподвальных магазинчиках, либо в отдалённых отделах больших супермаркетов.
Влияние религии зависит от места. Слышал, что в одном из районов 16-17-летних девушку с парнем забросали камнями за фото с поцелуем в Facebook. Однажды в отдалённом районе довелось отужинать в ресторане отеля. Заблаговременно спросили у официанта, можно ли распить свою бутылку вина. Разрешение мы получили, но делали это из-под стола. Причём если иностранцам ещё могут простить подобную вольность, то с местных спрос строгий. В Касабланке много европейцев, и нравы другие.
Оргпреступности там нет, но хватает мелкого криминала. Потому необходимо строго придерживаться свода правил. Например, если сидишь на открытой террасе в кафе, никогда не выкладывай личные вещи. С тех пор я научился держать телефон во время разговора на улице таким образом, чтобы его никто не вырвал. Ночью в одиночку также лучше не ходить. Сначала я этого не знал, любил прогуливаться по вечерам к океану. Как-то идет навстречу чернокожий парень и начинает что-то говорить. Подумал, что попрошайка, дал ему мелочь, жму руку — он не отпускает. Потом достает нож и начинает говорить что-то про телефон. Я оцепенел. Прикосновение ножа помогло мне соображать быстрей. Отдал ему телефон, но парень не успокаивается. Мой кошелек спасло лишь приближение полицейской машины, но вор убежал.
«Если захочет Аллах»
Типичный марокканец — это смуглый среднего роста человек, слегка веселый, немного беспечный и безответственный. Тамошний менталитет наилучшим образом сформулирован в выражении «иншалла», означающем «Если захочет Аллах» (по-нашему — «дай бог»). Оно отражает марокканскую культуру и отношение людей к вещам.
Например, человек произносит при прощании: «Давай, увидимся, иншалла». Иными словами: «Мне, на самом деле, наплевать, увидимся мы или нет, но если так захочет Аллах, то увидимся». У нас как-то сломалась стиральная машина. Из ремонта пообещали вернуть в среду. Звоним в среду — ничего, потом в четверг: «Мы все исправили, но не смогли привезти. В пятницу привезём, иншалла». В пятницу снова ничего. Звоним в понедельник: «А, да, не получилось. В среду привезём, иншалла». В среду Аллах, видимо, снова не пожелал, чтобы нам вернули стиралку. Когда моему товарищу в очередной раз пообещали привезти на следующей неделе, он не выдержал: «Больше никаких „иншалла“! В понедельник — и точка!»
Причём эта черта находит отражение и в арабском языке. В русском, например, про опоздание на поезд говоришь: «Я опоздал на поезд». В арабском это звучит так: «Поезд ушёл раньше, чем я пришёл». Таким образом, снимается ответственность с себя. Такой вот глобальный фатализм.
На вольных хлебах
Мои марокканские два года можно разделить на два периода. В первый я работал в компании, во второй — стал фрилансером и у меня появилась девушка-берберка.
Мы познакомились на одной из вечеринок через бывшую коллегу и спустя какое-то время переехали в принадлежащий её семье загородный дом в пригороде Касабланки. Жилой комплекс с садами, террасами, тренажёрным залом, в 30 метрах — Атлантический океан. Я приходил с ноутбуком поработать на берегу — было здорово. Хотя в её семье не все говорили по-английски, но относились ко мне хорошо. Искоса никто не смотрел.
Что касается работы, пробыв в компании больше года, я познакомился с местным архитектором, который хотел запустить онлайн-сервис «отели/путешествия». Мне понравилась задумка, да и идея самостоятельно разработать собственный проект показалась более привлекательной. Несколько месяцев совмещал две работы, а потом полностью ушёл на вольные хлеба.
Работал либо дома, либо в гостях у нового босса и его замечательной семьи. Микаэль мечтал о собственном онлайн-сервисе, но ни у него, ни у меня не было никакого опыта. Моё техзадание постоянно менялось. В результате четыре месяца, о которых шла речь вначале, растянулись на год. Всё время казалось, что ещё немного — и всё будет готово. В какой-то момент моё терпение лопнуло, и я сказал, что ухожу.
Жизнь в отрыве от всего
Мне нравился неспешный ритм тамошней жизни (ещё более спокойный и расслабленный, чем в Минске), солнце, океан — жизнь в отрыве от всего. Но в какой-то момент почувствовал, что нужны новые вызовы, цели, движение вперёд. Поскольку интересной, перспективной работы для программистов в Марокко нет, решил вернуться домой. А уже потом получил приглашение в Минск.
Был ли мой двухлетний вояж авантюрой? В какой-то мере, учитывая, что мне повезло с самого первого интервью. В целом это был отличный опыт и в профессиональном, и в бытовом плане. А главное — я просто получал удовольствие от жизни.
Фото: из личного архива А.Яппарова
Релоцировались? Теперь вы можете комментировать без верификации аккаунта.