В Беларуси появился проект «Невидимая травма». Это истории людей о событиях в стране и последствиях насилия со стороны властей и силовиков. Одним из героев проекта оказался программист из Гродно по имени Александр. dev.by публикует его историю: как он участвовал в выборах, а потом был вынужден уехать за границу.
В Беларуси появился проект «Невидимая травма». Это истории людей о событиях в стране и последствиях насилия со стороны властей и силовиков. Одним из героев проекта оказался программист из Гродно по имени Александр. dev.by публикует его историю: как он участвовал в выборах, а потом был вынужден уехать за границу.
— Я никогда не был политически активным человеком. Всегда относился так: зачем мне тут всё менять, если могу просто переехать в страну получше, где есть человеческие условия, человеческое отношение.
Летом 2020 года брат с женой уехали в отпуск, а у них дома два кота. Меня попросили присмотреть за ними. Я остался на недельку, смотрел YouTube с их домашнего аккаунта. В рекомендациях было много про политику. И я стал политизироваться, смотрел видео. И осознал ужасающую ситуацию с выборами: что кандидатов не допускают, что их уже начали сажать.
Во мне что-то щелкнуло, я понял, что не могу больше оставаться в стороне и быть равнодушным. После этого начал читать больше новостей. 15 июля, когда не допустили Бабарико к выборам, я вышел в первый раз на площадь — на митинг в Гродно.
После этого — понеслось! До выборов мы со знакомыми расклеивали листовки про платформу «Голос», чтобы люди знали, что есть возможность посчитать голоса честно. За один вечер мы могли расклеить более 500 листовок на все подъезды. Раздавали белые браслеты.
Из-за того, что вся эта активность была вечерняя, после работы, я очень уставал. Сначала это была приятная усталость. Тот самый случай, когда понимаешь: если не будешь это делать, будешь чувствовать себя плохо.
— 9 августа был переломный момент, в политическом смысле всё перевернулось.
Мы в Гродно с друзьями проголосовали, немного побыли у избирательных участков и пошли на площадь. Пришли рано, людей было немного. Решили сесть у дороги и подождать. Минут через пять подъехал бусик и половину из нашей компании забрали.
Я сидел молча, не двигался, даже почти не дышал. На мне остановились просто потому, что закончилось место в бусике.
Этот день был показательный. Людей с площади разогнали, через какое-то время они снова приходили и заполняли площадь, снова разгоняли — снова приходили. И ты видишь: идёт огромная колонна, конца которой не видно, это — ужасно круто! И так все месяцы. Ты просто перестаёшь бояться, делаешь всё на автомате. В тот же вечер я встал в сцепку на дороге еще с 200 людьми, которые пришли на протест. Именно из-за неё мне потом пришлось выехать из страны.
Ночью, 9 августа, у меня были какие-то прям вьетнамские флешбеки — как мы стоим в сцепке, как ОМОН пошел бить нас.
После выборов форма активности поменялась. Я ходил на протесты почти каждый вечер, продолжал клеить листовки, разговаривать с людьми. По ночам рисовал граффити с друзьями. Мы разрисовывали «табакерки» бчб-символикой и остальными тематическими картинками. Граффити — это мирный способ протеста.
Ощущалось, что мы наконец добиваемся той цели, которую ставили перед собой: нас замечали и в «обычные» дни. Везде, где мы рисовали, работники ЖЭКа вместе с силовиками в 9 утра уже стояли и зарисовывали. Я, когда проходил мимо, думал: «Работайте! Работайте хоть круглые сутки. И помните про нас!».
— И вот однажды на работу меня приехал забирать бусик ОМОНа. Сижу, у меня онлайн-собрание с заказчиками, а мне сразу несколько людей в чате пишут: «Саша, беги. За тобой приехали». Я решил уточнить, что происходит, остановился подумать. Нарисовал себе план в голове, как незаметно вбежать на задний двор, если вдруг что. Но не пришлось. Мне оставили в офисе повестку в следственный комитет как свидетелю.
Я был в шоке. Разве за свидетелями так приезжают? В итоге решил пойти по повестке сразу с адвокатом. На допросе мне показали видео сцепки, где я стоял. Спрашивали, что это, узнаю ли я кого-то, где это. Я просто дурака играл — по совету адвоката, — говорил, что ничего не знаю и никого не узнаю. Меня попросили предоставить свой телефон — для изъятия, а я соврал, что он разбился и с собой не принес. Поэтому мне ещё второй раз нужно было прийти: отдать телефон «для изучения следствием». Благо у меня и правда был старый разбитый телефон дома, которым я долго не пользовался. Второй раз шёл без адвоката: денег у меня не так много, всё-таки. Но получил юридическую консультацию.
Меня испугало, с каким спокойствием мой адвокат давал советы. Просто с каменным лицом проговаривает: «Если вас начнут бить, то попытайтесь успеть набрать меня, я тогда зафиксирую факт нападения и попытаюсь добраться до вас. Если же не успеете — просто кричите очень громко». Как будто это обычное дело! Вот тогда правда жутко стало.
В итоге всё прошло нормально: отдал свой старый телефон, написал какую-то расписку и ушёл домой. Отзвонился адвокату. Он сказал, что всё выглядит так, будто они сейчас ищут крайних, кого можно посадить за события в августе: перебирают видео, вызывают на допросы. А тот факт, что я был в сцепке, а по факту выражал сопротивление сотрудникам милиции, мешал дорожному движению, тянет на уголовку, если очень захотеть.
Поэтому буквально за один день я всё решил. Вечером пошел в бар, с друзьями посидел, паре человек рассказал про свои планы и всё. Купил билеты в Киев, собрал вещи и уехал.
Первую неделю в Киеве активно без остановки гулял, потому что меня просто колбасило. Мне нужна была активность, иначе было плохо физически. Чувство, похожее на то, как описывают возвращение с войны. Рационально объяснить не получается. Просто ужасная тревога и тебя трясет.
Будто я просто сбежал, а мог бы дальше продолжать бороться несмотря ни на что. Например, на работе — перейти на удаленку, жить в квартире, которая на меня не записана. Оставаться там, продолжать свою деятельность. Думал ещё, что можно какого-то бездомного за бутылку водки попросить симку купить на его имя, через него оформить — меня бы вообще никогда не нашли. Я часто проигрываю себе этот сценарий в голове.
Всегда было чувство, что мог сделать больше. Иногда, когда организм отказывался работать, денёк-два отдыхал и снова в бой. Теперь так нельзя. Я уехал и ничего уже не могу. Это ужасно тяжело осознавать. Когда смотрю новости, думаю, что мог быть там, со всеми.
Тут очень одиноко. Я привык к другому, у меня в Гродно была большая компания. По пятницам всегда в одном баре собирались, это было наше место. А сюда приезжаю — я тут один вообще, ни одной души не знаю. Ещё и после всех этих событий у меня поменялось отношение к жизни. Теперь делю все на категории: есть действительно серьёзные вещи — когда тебя могут убить, посадить надолго, покалечить, а есть всё остальное. И вот все остальное — это уже не так важно. С одной стороны, так проще быть собой, уже не переживаешь, что человек о тебе подумает. Но временами такая позиция, в плане контактов с другими людьми, очень мешает, создает какой-то социальный барьер.
Забавно, что до этого всегда хотел переехать в другую страну. А вот как эти события случились, впервые почувствовал, что это моя страна и был бы готов остаться после всего этого, в той жопе, которая наступит. Просто потому, что хочу помочь. Появилось чувство солидарности, которое никогда не испытывал. Где бы я ни был, теперь слова «народ», «родина» многое для меня значат.
Проект «Невидимая травма» собирает истории пострадавших. Их можно присылать через чат-бот.
Релоцировались? Теперь вы можете комментировать без верификации аккаунта.