Мнение: стартап-экономика поломалась, а коронавирус ещё все усугубил

Представьте: на дворе 2013 год и вы — счастливый обладатель $25 млрд, которые вам захотелось смыть в туалет. Вот только унитаз слишком узкий, и в него не войдёт куча 100-долларовых банкнот. Благо, вам подвернулся Uber — именно столько компания просадила за это время. За 2013–2018 годы

Такие стартапы-«прожигатели» заполонили всю экономику. Lyft, конкурент Uber, и десятки других компаний действуют по той же схеме. Некоторые крупно обломались: например WeWork, денежная прорва, занимающаяся арендой офисных площадей, растеряла почти всю свою оценочную стоимость. Сервис такси в составе Uber из-за коронавируса переживает далеко не лучшие времена. Тем не менее недавно Uber предложил поглощение платформе по доставке еды Grubhub, что сделало бы его ведущим игроком на рынке доставки ресторанных заказов — даже более крупным, чем Doordash, у которого тоже вылетают в трубу колоссальные суммы. Спрос у сервисов доставки как готовых блюд, так и продуктов из магазинов на фоне пандемии растёт неимоверными темпами, но, как ни странно, большинство из них всё равно убыточны.

Такие компании, как правило, ни во что не ставят ни поставщиков, ни собственных сотрудников.

Приверженец экономического либерализма Фридрих фон Хайек утверждал, что рыночное ценообразование — лучший механизм распределения ресурсов. Контекст экономического производства постоянно меняется, и у каждого человека — индивидуальные потребности и предпочтения. По мнению Хайека, цены — единственный способ, посредством которого вся эта широко разбросанная информация может быть эффективно и качественно обработана. Благодаря «чуду» ценовой системы факт дефицита того или иного сырьевого материала становится известен «без какого-либо приказа, когда, возможно, лишь горстка людей знает о причине», пишет он. В результате «десятки тысяч людей, чью личность нельзя установить даже путём многомесячных исследований, [начинают использовать] этот материал или продукты из него более экономно». Это в свою очередь изменяет поведение людей в отношении других товаров, которые становятся относительно дешевле.

Нужно признать, что Хайек был фанатичным сторонником своей идеи, а его эссе представляет собой политический трактат с целью доказать несостоятельность всякого рода планирования экономики правительством. Но при сегодняшних обстоятельствах любопытно то, как армия неприбыльных стартапов уничтожает все преимущества, которые он видел в ценовой системе.

В 2015 году пассажир Uber платил лишь 41% реальной стоимости ресурсов (основную часть составляет труд водителя и эксплуатация его автомобиля), затрачиваемых на осуществление поездки, поэтому в сравнении с ним услуги его конкурентов и компаний, у которых нет инвесторов, разбрасывающихся деньгами, кажутся дороже.

Так ценовая система становится источником дезинформации, а миллионы людей обманом заставляют пользоваться такси гораздо чаще, чем это им действительно необходимо. Кстати, так компании вроде Uber не только выдавливают с рынка многих честных перевозчиков, но и сильно перегружают городские транспортные сети. По данным исследования Schaller Consulting, автомобили райдшеринговых сервисов в 9 крупнейших городах США наезжают 5,7 млрд миль в год. При этом примерно в 30-60% случаев такси Uber идут «пустым» рейсом. Нормальная компания, которая стремится к максимальной эффективности, никогда бы не допустила такого расточительства. Но только не Uber, ведь, как почти вся его убыточная «братия», он хочет стать монополистом, чтобы как ему вздумается повышать цены (хотя вряд ли у него это получится).

Либертарианцы тут же возразят, что рынок накажет неэффективные компании, которые не приносят прибыль. Вполне возможно, что Uber и подобные ему транжиры в конечном итоге обанкротятся. Однако Uber существует уже больше 10 лет и щедрости инвесторов пока конца-края не видно. Сам по себе рост экономики создал условия для растраты многих миллиардов долларов и подпитывает вопиющий информационный дисбаланс в ценовой системе. Что не очень здоро́во для саморегулирующегося рынка.

«Мы находимся в ситуации избытка ликвидности», — прокомментировал изданию Wall Street Journal выход убыточных компаний на биржу один из инвесторов. Благодаря неравенству богачи сидят на мешках с золотом, но вариантов инвестирования очень мало как раз потому, что они оставили жалкие крохи остальному населению мира, которое выступает в роли клиентов новых компаний.

Вот что писал о кризисе 1920-х гг. бывший председатель Федеральной резервной системы Марринер Экклз: «…Лишив широкие массы покупательной способности, обладатели капитала лишились эффективного спроса на свою продукцию — спроса, который оправдал бы реинвестирование накопленного капитала в новые заводы». Для стартапов стратегия продажи услуг и товаров ниже себестоимости — единственная возможность подмять под себя большу́ю долю рынка.

Пандемия резко накалила ситуацию. С одной стороны, фондовые рынки вновь приблизились к рекордным уровням, с другой — безработица почти достигла максимума времён Великой депрессии, а продажи в большинстве отраслей экономики обрушились. ФРС раздаривает плутократам дешёвые кредиты, и частный капитал, очевидно, более рентабелен, чем акции. Тандем недалёких инвесторов и фаундеров с хорошо подвешенным языком и обещаниями быстрого дохода от нежизнеспособных бизнес-моделей будет существовать, пока плутократы купаются в деньгах, не зная, куда бы их пристроить.

Изменение поведения покупателей и уход с рынка малых компаний-конкурентов скорее всего будет означать, что в краткосрочной перспективе многим из таких стартапов действительно удастся захватывать всё бо́льшую его долю. Вот только это не изменит тот факт, что потребители, большинству которых сейчас как никогда тяжело в финансовом плане, любят и пользуются их услугами лишь потому, что установленные ими цены не отражают реальную стоимость производства этих услуг. Инвестор Ранджан Рой в шутку предлагает запустить стартап, который будет зарабатывать на покупке своей же пиццы через Doordash — слишком уж много у него дармовых денег.

Это возвращает меня к Хайеку. Его ошибка была в том, что он рассматривал ценовую систему как самопроизвольное явление, которым человечество пользуется, как данностью, не имея его полного понимания. На деле же, чтобы рынки в принципе функционировали, необходим очень тщательно продуманный государственный аппарат, потому что иначе сразу же возникает мошенничество и другие проблемы. Людям известно это уже не одно столетие, и раз уж на то пошло, каждый из наших «прожигателей» открыто нарушает закон 1936 года, который ввёл запрет на ценовую дискриминацию в США. Этот закон всё ещё существует, но был лишён своей силы прочими указами, призванными создать более комфортные условия для бизнеса. Как видим, без государственного участия капиталистические институты очень скоро начинают уничтожать сами себя.

По сути, рынки — лишь ещё одна разновидность государственного экономического планирования, и они могут быть как полезны, так и нет в зависимости от внешних обстоятельств и особенностей их устройства и функционирования. Поэтому, быть может, государствам имеет смысл отменить рынок для некоторых услуг или предоставлять их по цене ниже себестоимости, если это оправданно или служит общественно значимой цели (например, бесплатное образование или общественный транспорт). Но если мы хотим, чтобы компании конкурировали качеством и ценой, неэффективная, прожигающая деньги бизнес-модель должна быть пресечена на законодательном уровне.

Мнение редакции может не совпадать с мнениями, позициями и взгладами любых авторов и контрибьюторов.