Семейное дело

Людмила, у вас на руке брендовые часы «Полимастера» со встроенным дозиметром. Это такой product placement или бывали случаи, когда функция дозиметра пригодилась в повседневной жизни?  

Это не часы со встроенным дозиметром, а с точностью до наоборот: наручный дозиметр с часовым механизмом. В реальной жизни дозиметр периодически срабатывает. Например, однажды это произошло в командировке, когда я ехала на Фукусиму. Бывали случаи, когда он срабатывал, казалось бы, в «спокойных» местах. Как-то мы с мужем поехали в Италию и арендовали домик под Римом. Индикатор начал показывать превышение радиационного фона над нормой.  Я спрашиваю у хозяев: а что, дом старый? «Нет, что вы! 13-й век», — отвечают мне. Естественные радионуклиды могут содержаться в некоторых строительных материалах: например, в граните или керамике.

У вас было «счастливое инженерное детство». Каково расти в кругу интеллектуалов и учёных-изобретателей?

В советские времена такая среда — семьи, где родители были инженерами и изобретателями — была вполне типичной. Поэтому я росла в обычной семье физиков-лириков, где большое внимание уделялось литературе, искусству, поэзии. Без этого просто невозможно было дышать.

В нашей семье была традиция читать на ночь — например, про полёты в космос, многоступенчатую систему подъёма ракеты, теорию Эйнштейна. Мои родители не считали, что к детям нужно относиться как к маленьким. Поэтому со мной и братом общались на равных. На самом деле дети могут понять любую теорию, если им объяснить. Но если физика и электроника — это логично, то художественную литературу  иногда сложнее воспринять. Например, Булгакова «Мастер и Маргарита» отец читал, когда мне было 11 лет. Благодаря его объяснениям я поняла это произведение.  

В годы перестройки ваш отец продал «Жигули» и за вырученные $800 основал компанию «Полимастер». Каким вы помните это время?

Голодным. Всё, что мы имели, было вложено в бизнес. Полгода питались запасами тушёнки и самыми дешёвыми макаронами. Поэтому начало «Полимастера» ассоциируется с не самыми лучшими временами. А вообще, выбора у отца не было. Когда тебя бросают в море, ты можешь либо плыть, либо нет. Можно было бы бросить любимое занятие, но отец решил этого не делать.

Вместе с вашим отцом начал работать ваш брат. Было ли в планах привлечь к бизнесу ещё и дочь?

Нет, такого в планах у отца не было. Я к тому моменту выбрала профессию архитектора. Замечательная профессия, мне до сих пор нравится создавать то, что может пережить тебя, — это же прекрасно.  

Удалось ли поработать по специальности, которую сами для себя выбрали?

Да. Помню, нужно было спроектировать тренировочный манеж для цирка. Ни норм, ни СНиПов, как это делать, не было. И я ездила в Белорусский государственный цирк делать замеры. Чтобы узнать размеры колосников (специальный решётчатый настил под куполом), работники цирка поднимали меня на страховке под самый купол.

Потом прихожу к конструкторам, а они спрашивают: какую нагрузку предусмотреть для перекрытий слоновника? Я не знаю, давайте разбираться, говорю. Возвращаемся обратно и выясняем, сколько весят слоны. Следующий вопрос от конструкторов: а сколько нужно места, чтобы слон мог развернуться? Я говорю «подождите-ка» — и бегу измерять радиус поворота слона.   

Я и сейчас одной ногой в архитектуре. У меня ведь не только «Полимастер». Есть и другие компании, например, «ТитанПроект», где мы занимаемся архитектурным проектированием энергоэффективных зданий. Я не кривлю душой, но мне действительно страшно за то, что происходит с планетой. А экономия ресурсов, в том числе через энергоэффективные здания — это то, что я могу сделать.

Почему же ушли из любимой профессии в приборостроение?

Трагические события в семье заставили.

Первое время я искала точку входа в компанию. Начала с позиции дизайнера, делала рекламу, потом это переросло в маркетинг, затем в продажи, организацию лицензионных производств и пр. Я открывала новые офисы «Полимастера», ездила с моими коллегами работать «вахтовым» методом в Литву и США. В новых офисах приходилось делать всё: принимать приборы, тестировать, паковать, отгружать.

Необходимые знания для работы в приборостроительной компании добирали на практике?

Отец обучал меня, но поскольку он был очень занятой человек, я вольным слушателем пошла ещё учиться в МГЭИ им. А. Д. Сахарова БГУ. Диплом как таковой мне был не нужен, поэтому я просто ходила на некоторые лекции о радиационном контроле и пр. Мой школьный французский, как оказалось, нигде не нужен, за исключением переговоров со швейцарцами. Так что пришлось учить английский язык. Когда настало время управления компанией, понадобились менеджерские знания, и я поступила на Executive MBA.

Какой стиль управления был у вашего отца и как это повлияло на вас? 

У него были достаточно интересные подходы. Он говорил «не приходи ко мне с проблемой. Ты должна найти решение и предложить мне несколько вариантов». Если при всех усилиях, что я прикладывала, что-то не получалось, он говорил: «Я понимаю, что ты не виновата, но ты ответственна за эту задачу».

И это действительно большая разница: ты можешь быть не виноват, но ты ответственен за то, что делаешь.  

Не можете решить проблему? Go to Ludmila

Ваш отец основал компанию не один, а совместно с коллегами из МНИПИ. Как они приняли вас в свой мужской совет директоров? 

Конечно, некоторые отнеслись с предубеждением к тому, что я могу стать руководителем. Но время показало, что отец меня подготовил.  

За время вашего руководства компания выросла примерно в два раза: по объёму выручки, числу людей и количеству офисов. Говоря откровенно, чего вам это стоило?

Когда я заходила на управленческую позицию, это был самый сложный период в моей жизни. У меня только родилась дочь, мне нужно было возглавлять компанию и многому учиться. Спала я по четыре часа в сутки, даже в командировки летала с детьми. И в таком ритме жила около четырёх лет. Наверно, мои сотрудники думают, что я очень строгая, но на самом деле я добрая. Просто они не видят, как я ночами не сплю, думаю о том, как решить проблемы компании. 

«Полимастер» является одним из ведущих производителей радиационного оборудования, которым пользуются в 75 странах. Как удаётся на протяжении 25 лет оставаться в лидерах? Времена-то изменились, как говорится.

Важно быть новаторами на рынке и постоянно генерировать что-то новое. Чтобы такая компания, как наша, развивалась, нужно постоянно разговаривать с потребителями и выяснять, о чём они мечтают и что у них болит. Если с точки зрения законов физики это можно реализовать, то мы это сделаем.  

Будет ли компания расширяться?

У нас около 70 человек в подразделении исследований и разработок, а также технологическом, но нам этого мало. Мы всегда ищем инженеров-разработчиков, технологов. У нас, наверное, не совсем стандартный подход к найму сотрудников. Если в компании нет открытых вакансий, то это не значит, что мы не будем рассматривать нового кандидата. Если к нам приходит интересный человек, то мы готовы создать под него новое место.

В каких ситуациях сотрудники могут обратиться к вам за помощью?

Обычно ко мне приходят, когда спор зашёл в тупик. Приехал к нам как-то зарубежный консультант по управлению. Общаясь с сотрудниками, он задал вопрос: «Что вы делаете, когда не можете решить проблему»? Они, не сговариваясь, ответили: go to Ludmila.

Есть ли разница между мужчиной-руководителем и женщиной-руководителем?

Я считаю, что мужчины и женщины чаще всего не отличаются в квалификации, интеллекте, образовании и логике. Но что их отличает, так это склонность рисковать. Женщины с большей осторожностью и ответственностью относятся к принятым решениям и данным обещаниям. Считается, что они создают более стабильные бизнесы. Однако их компании могут развиваться медленней, чем бизнесы мужчин, которые склонны рисковать.

И ещё — женщины могут применять интуицию в работе с персоналом.

Приходится ли кому-то доказывать, что женщина в бизнесе — это не нонсенс?

В некоторых странах есть достаточно сильные предубеждения по поводу женщины в бизнесе. Иногда мне не подают руку для рукопожатия, думая, что если женщина в окружении коллег-мужчин — значит, секретарша.

В Японии подобные предубеждения скорее связаны не с полом, а с тем, что я для них гайдзин — чужой человек. В восточных странах к женщинам руководителям тоже раньше относились предвзято.

В целом, стереотипы, конечно, есть, но в реальной жизни они не оказывают особого влияния и снимаются за час-два работы. Если ты действительно профессионал, то любые предубеждения быстро рассеются после личного общения.

Вас наверняка регулярно сравнивают с «железной леди» — каламбур напрашивается сам собой.

Это клише было с лёгкой руки подано после Hardware Congress#1. Так сложилось, что в Ассоциации приборостроителей коллеги выбрали меня председателем, поэтому я представляю нашу «железную» отрасль. Думаю, меня выбрали не потому, что я «железная» как Маргарет Тэтчер — скорее за то, что в кругу мужчин я миротворец. Я всегда стараюсь находить компромисс и консолидировать разные мнения.

Чего добиваетесь в качестве официальной представительницы белорусской «железной» отрасли?

Целей у Ассоциации много. Их можно поделить на два фронта. Внутренний — это всё, что связано с синергией: R& D, производство, маркетинг, подготовка персонала, управление финансами. Внешний фронт направлен на представление интересов отрасли. В Беларуси около 100  компаний, которые занимаются электроникой и приборостроением. Они производят необходимый стране экспорт. К примеру, кто-то, может, не знает, но тонкое вакуумное напыление для дисплеев iPhone, iPod, телефонов Samsung и других делается на оборудовании белорусской компании «Изовак».

Кроме этого, нам хотелось бы повысить интерес к инженерным специальностям. Потому что молодёжь зачастую ошибочно полагает, что только в программировании можно достойно применить свои технические таланты.

Всё это очень трудоёмкие задачи. Как удаётся сохранить пресловутый баланс между личной жизнью и работой?

Это самое сложное. Важно осознать, что время — ключевой ресурс. В мире много денежных миллионеров, но нет ни одного временнОго. В этом отношении все люди равны.

Во-первых, нужно жёсткое планирование. Во-вторых, делегирование. Я стараюсь делать только то, что могу сделать только я. В-третьих, я стараюсь много дел делать одновременно. Например, разговариваю по телефону, когда еду по стандартному маршруту; совмещаю обед и переговоры. И четвёртое — я борюсь с пожирателями времени и вещами. Чем больше у тебя вещей, тем больше времени ты тратишь на их обслуживание. Я не трачу время на соцсети и телевиденье — у меня просто нет ни того, ни другого.

О чём мечтает женщина, у которой двое детей и более 200 подчинённых?  

О том, чтобы в её семье и в семьях её подчинённых все были живы и здоровы.

Может ли корпоративный флаг спасти жизнь в горах? Спойлер — да

Вы занимаетесь профессиональным альпинизмом. Зачем подвергаете себя опасности?

Профессионально заниматься — значит, зарабатывать на этом деньги. А я не зарабатываю, я только трачу. К тому же я очень внимательно отношусь к технике безопасности и практически не подвергаю себя опасности. В горы я хожу по многим причинам с раннего детства, семи лет. Для меня это естественная среда обитания. Достижение вершины — это не самоцель. Мне хочется соприкасаться со стихией. Там я могу восстановить равновесие и «прочистить мозги».  

У меня есть любимая тибетская поговорка: если проблема имеет решение, то о ней не стоит беспокоиться. Если она не имеет решения, то о ней тем более не стоит беспокоиться. Чтобы войти в это состояние, самое простое для меня — это пойти в горы.

Что самое сложное в горах?

Оставаться человеком. Когда человеку тяжело, он начинает экономить силы, чтобы выжить, и тогда быстро проявляется, насколько он отзывчив по отношению к другим. Не так давно вышел фильм «Эверест», где, в частности, обсуждается тема, почему в горах люди переступают через тех, кто не может подняться, и идут дальше.

Бывали случаи, когда вы могли не вернуться?

На горе Маттерхорн нам оставалось буквально 300 метров до вершины, когда испортилась погода и начался шторм. Мы жутко устали, промокли до нитки, замерзали ночью на горе. И мой товарищ спросил: может, у нас есть хоть что-то сухое и тёплое? На что я ответила «есть» — и достала флаг «Полимастера». Я всегда ношу его с собой, когда иду в горы. Мы завернулись в него, и это помогло нам дотянуть до утра в непогоду. 

Фото: Андрей Давыдчик