«Хочу в операционную!» Врач ушёл в ИТ, переехал в Польшу — и вернулся в медицину

«Видел отношение к отцу в обществе: труд врачей ценился»

— Мой отец — доктор, ещё с детского садика мне все вокруг говорили: вырастешь — возможно, станешь как папа. К нам в гости приходили друзья семьи, папины коллеги-медики, — я слушал их разговоры и уже к восьмому классу созрел сам для такого же выбора. Отец спросил меня, когда мы беседовали о будущем: «А хочешь быть врачом?» — «Да, хочу».

О том, как врачебный труд оплачивается, я в тот момент не думал. Да, мы не жили богато, но и не нуждались — всё как у всех. При этом я видел отношение к отцу и его друзьям в обществе: труд врачей ценился, их уважали — и гораздо больше, чем сейчас. 

Я поступил в витебский мед, с третьего курса, когда пошли клинические дисциплины, учился с таким удовольствием — оценок ниже 9 у меня просто не было. С каждым днём я всё больше убеждался, что это — моё, вдохновлялся примерами: у нас преподавали хирурги, которых признают во всём мире. Я смотрел, как работает на операциях наш ректор Анатолий Тадеушевич Щастный, и думал: класс, мне бы так!

Начиная с третьего же курса все летние практики я проходил за границей, в частности — в России и Казахстане. 

Очень-очень впечатлила меня практика в Назарбаевской клинике в Астане. Она сотрудничала с университетом Токио — и там я впервые увидел VR-операционную, а также как врачи печатают на 3D-принтере протезы для аутотрансплантации, фрагменты тканей и всё, что им понадобится на операции. 

Очень мотивирующий пример для меня — профессор той самой клиники: он работал в Астане, научный руководитель у него был в Нью-Йорке, а сама научная база — в Токио. И он жил на 3 города. Я слушал его и думал: круто, вот так хотелось бы! 

«Поедешь в столицу — ничему не научишься, там свои звёзды. А вышло наоборот»

— Интернатура и отработка после универа у меня были уже в Минске. Я был одним из первых на курсе, поэтому смог попасть интерном в Центр транспланталогии.

Я хотел работать в отделении трансплантации органов, но меня закрепили за отделением кардиохирургии. Сначала я был не очень этому рад, но там оказался такой крутой коллектив — и я почерпнул много из того, чему не научился бы больше нигде. 

Позже я работал и в отделении трансплантации — ассистировал на операциях по трансплантации печени и почек, ездил на заборы органов по всей стране. 

Собственно участвовать в операциях я стал уже на второй день интернатуры — мне очень импонирует, как построена в этом плане система обучения в больницах. Я только-только пришёл и уже ассистировал при аортокоронарном шунтировании на работающем сердце. 

Помню, на первой операции мне говорят, что делать, — я выполняю, а в голове у меня: боже, я ничего не понимаю… Вокруг столько разных трубок, мониторов. Оборудование, которое я не то что никогда не видел, только краем уха слышал про такое. И я помогаю забирать с ноги вену, которую дальше сошьют в аорту и в сердце, чтобы заменить ею нерабочий сосуд. 

Спустя 2 недели я уже самостоятельно забирал шунт с нижней конечности. Но это нормальная практика: молодых докторов всегда быстро «вкатывают» в рабочий процесс. 

«Получил первую зарплату —  началась депрессия. 650 рублей!»

С точки зрения профессионального развития у меня всё было хорошо, но когда я получил первую зарплату в интернатуре, началась депрессия. 650 рублей! Я снимал жильё с другом на двоих — и этого хватало бы только на аренду и коммуналку. А ведь я приехал в Минск не только, чтобы работать, платить за квартиру и есть гречку. Хотелось ещё что-то себе позволить — иногда ходить на Зыбицкую, одеваться, покупать что-то. А на это денег уже не было.

Я стал зарабатывать ещё в студенчестве: был репетитором по английскому, час занятий стоил 15 — и у меня всегда было 4-5 активных учеников. Ещё время от времени подрабатывал в грузоперевозках — там в зависимости от заказа можно было сделать от 20 до 200 рублей за раз. 

Поэтому я и тут нашёл выход — стал брать часы на языковых курсах,  зарегистрировался на сайтах-агрегаторах репетиторов. Работал в комфортном для себя режиме и в принципе зарабатывал так, что на жизнь более-менее стало хватать — за месяц добирал ещё одну зарплату интерна или чуть больше. 

«Как безошибочно оценивать ситуацию, когда твоя смена длится уже 24 часа?»

Так прошла интернатура. А дальше — работа. Я пришёл во 2-ую больницу Минска в отделение экстренной хирургии. 

Естественно, меня как «молодого» заведующий тут же поставил дежурить в «приёмник». В первый же день я вышел на 24 часа — и они прошли как 24 минуты, такой был стресс. Я даже ни разу не присел за эти сутки. Объективно, нужно двух докторов на дежурство ставить — такой там поток пациентов, и все в угрожающем жизни состоянии.  

График дежурств в больнице согласовывается заново каждый месяц — я мог работать в дневную смену + иметь ещё от 5 до 13 дежурств.

Я работал в среднем на 1,5 ставки (медики вообще меньше не работают — врачей, которым хватало бы одной ставки, я лично не знаю), почти жил на работе. Но что приятно: врачам тогда доплачивали «за ковид», поэтому зарабатывал я неплохо — не менее 3000 рублей в месяц, почти как миддл-разработчик. 

Конечно, работать так тяжело. От этого выгораешь! Врач ведь должен быстро принимать решения — а как можно безошибочно оценивать ситуацию, когда твоя смена уже длится 24 или 32 часа? А ещё не спать — в таком режиме можно проработать неделю, ну месяц… А потом всё. Я видел, как люди не справлялись — плакали на работе, уходили из медицины, хотя мечтали быть врачами. 

Плюс пациенты разные бывают. Сколько раз наблюдал, как больные кидались на уважаемого доктора с кулаками, чуть ли не плевали ему в лицо или матерились так, что уши вяли. И это тоже не добавляло уверенности в том, что ты пошёл по правильному пути, выбрав медицину. 

Тот же коронавирус наложил свой отпечаток на всех: люди болели, люди умирали… А никого из нас в университете не готовили к тому, что они будут умирать просто так и в таком количестве. И когда ты сутками это видишь, пропускаешь через себя, — да, конечно, морально это тебя истощает.

«А ведь айтишнику не нужно сдавать экзамены, подтверждать диплом»

О том, чтобы уйти из медицины, я задумался ещё интерном, когда получил первую зарплату — об этом я уже упоминал. Было обидно, что ребята, с которыми я общался, многое могли себе позволить. А я, который до интернатуры чувствовал себя не хуже, — не мог себе позволить не только то же самое, но и даже отдалённо напоминающее ту жизнь, о которой мечтал. 

Хотя казалось бы: я же прилагал столько усилий, учился не меньше, а может и больше, развивался — и всё это было зря? И если бы впереди виднелась перспектива! Но я смотрел на взрослых опытных докторов и понимал: их жизнь тоже не соотвествует картинке, которую я нарисовал у себя в голове. 

Когда в коллективе начинались разговоры про деньги, коллеги постарше всегда возражали: «Какая зарплата? Мы здесь за идею — мы жизни спасаем!» Но я думаю так: это всё же работа — да, я готов работать много и тяжело, но я хочу зарабатывать так, чтобы обеспечивать всем себя и свою семью. 

Ещё в интернатуре я начал изучать, кем бы я мог быть в ИТ. Мы с другом даже прошли какой-то бесплатный курс по HTML и CSS, но я быстро понял, что верстальщиком не стану работать, программистом — тоже. Это не моё! 

Я стал общаться с айтишниками более предметно, и мне сказали: попробуй проектный менеджмент либо бизнес-анализ — возможно, будет интересно. 

Но тут как раз закончилась интернатура, началась работа в больнице. А там — пандемия, все силы брошены на борьбу с ковидом, врачи появляются дома, только чтобы поспать… Когда пандемия пошла на убыль, с работой стало попроще, но и с зарплатой — похуже. Ковидных доплат не стало. 

К концу отработки я женился. Моя жена учила польский — хотела переехать в Польшу, мы решили, что реализуем её мечту, как только завершим двухлетнюю отработку. Я пошёл к репетитору — и через 6 месяцев сдал экзамены в Варшаве, у меня в сертификате написано, что я могу работать врачом в Польше.

И вот тогда же после экзаменов я сидел в кафе в Варшаве, листал новостную ленту на телефоне — и на экране появилась реклама ИТ-курсов. 

Я понимал: шансов, что сразу по приезде я смогу работать врачом — никаких.

Ну и чем чёрт не шутит — вдруг мне так понравится, что я не захочу даже возвращаться в медицину. Ведь про ИТ всегда так сладко рассказывают: удалёнка, огромные зарплаты.

Окей — я зааплаился на курсы по бизнес-анализу и с головой ушёл в учёбу.

«Сначала кайфовал от удалёнки, но потом стал скучать по живому общению»

Я закончил курсы в августе — а работу нашёл даже раньше, ещё пока учился. Меня взяли после первого же собеседования. 

Не скажу, что я прикладывал усилия к поиску, — случайно натолкнулся на объявление о наборе на стажировку, выслал резюме. Со мной связалась эйчар, дала  тестовое задание — я выполнил. Потом была проверка уровня английского (что не проблема, так как у меня уровень C1 academic) и ещё техсобес. Ну и всё. Мы договорились: как только я перееду в Польшу — начнём работать.

Я видел у вас статью про парня, который 15 лет пытается попасть в EPAM — туда меня тоже звали после курсов. Но в этот момент я уже принял оффер другой компании.

Что сказали мне в больнице — поддержали. Коллеги говорили: «Конечно, езжай! Вернуться всегда успеешь — а такой опыт дорогого стоит», — я не слышал ни одного плохого слова ни от кого. 

3 недели спустя мы уже были в Польше — и я сразу вышел на новую работу. 

Сначала я кайфовал от удалёнки, мне нравилось, что никуда не нужно идти: проснулся, сел за компьютер — и работай. Но потом я стал скучать по живому общению, по тому чувству, которое испытываешь, работая в экстренном отделении, — будто под тобой земля горит. Я привык жить «под адреналином» в постоянном потоке событий, а тут этого не было — всё очень чинно. 

Я скучал по операциям. Говорил жене: «Я так больше не могу — поеду домой в Беларусь». Она успокаивала: «Скоро привыкнешь». Знакомые восхищались: «Круто! Ты так поменял жизнь…» А я думал: да, вроде бы поменял, вроде бы всё круто, но я так хочу обратно к пациентам, в операционную. 

И вот я должен был выйти на проект. Накануне созвона с его координатором я лёг спать с тяжелым сердцем, а проснулся с лёгким — я для себя всё решил: откажусь. Сказал это жене. Она удивилась: «Как так?» Я ответил, что не хочу обманывать ни себя, ни людей. По-человечески это будет правильно: уйти, пока не начался онбординг.

Мы созвонились с командой. Я всё им объяснил. Конечно, все расстроились: «Очень жаль!» Но когда спросили: «А чем ты планируешь заниматься?» — я ответил: «Хирургом буду» — и вот тогда все стали говорить по-другому: «Круто, знаешь! Молодец, правильно! Удачи тебе!» 

«Всё, по чему я скучал, вернулось в мою жизнь. Но… в адекватной пропорции»

Потом я сел и стал думать: я нахожусь в чужой стране, работы у меня уже нет — а значит, и дохода. Надо что-то делать, ведь экзамен, который позволит подвердить диплом врача, — только в марте.

И как раз в это время жена созвонилась со своей одногруппницей, которая уже год как переехала в Польшу, — и работает тут ассистенткой врача. Её экзамен — ещё через год, но больница взяла её на работу с условием, что потом она будет работать у них. 

Мы с женой решили попробовать сделать так же, составили CV — и просто заспамили авторассылкой шпитали Польши. Мы ожидали, что кто-нибудь точно позвонит, но звонков было очень много — и условия в том числе очень хорошие.

Мы прошли около десятка собеседований и остановились на больнице в окрестностях Вроцлава. Поехали на личную встречу — и убедились: то, что нам нужно.

А ещё примечательно, что у нас в больнице работают и беларусы, и украинцы, и казахи, и индусы — полный «интернационал». Поляки даже шутят: «Мы в меньшинстве». 

Всё, по чему я так скучал, снова вернулось в мою жизнь. Но… в адекватной пропорции — больше и не надо. В Беларуси считалось нормой, если 3 доктора работают в отделении на 50 коек — и при этом консультируют всю больницу по хирургии. А здесь отделение на 25 коек, в котором работают 8 хирургов, и они считают, что врачей надо бы и побольше — тяжело. И я говорю им: «Ребята, вы у нас не бывали».

В моём контракте ассистента врача прописана почти такая же сумма, какую я получал, когда платили ковидные надбавки. И да, я уже вижу: если хочешь много зарабатывать, то и здесь нужно много работать — сидя на ставку, горы золотые не получишь. Но здесь это возможно: устраиваешься в несколько больниц, ведёшь частную практику — а на выходе получаешь то, о чём мечтал. 

Вы дочитали этот материал до конца. Если вы здесь оказались, значит, скорее всего, вас что-то зацепило. Потратьте еще 30 секунд, пожалуйста.  

Беларуское ИТ нельзя представить без dev.by.

Мы уже почти 15 лет делаем важные и честные материалы, помогаем каждому из вас делиться профессиональным опытом и мнениями, робім беларускую версію. Мы радовались успехам индустрии вместе, обращали внимание на несправедливость, даём слово каждому.

Сегодня редакция dev.by — команда удалённых беларусов из 10 человек. Ещё у нас есть менеджмент, бэкофис и, конечно, технические специалисты. У нас 600+ тысяч читателей каждый месяц и десятки тысяч в телеграм-каналах и социальных сетях. Мы выпускаем 300+ новостей и больших текстов, вроде того, что вы только что читали. Все беларуские медиа цитируют dev.by.

У всех тёмные времена. И мы идём через идеальный шторм вместе с комьюнити. Наши рекламные доходы, которые были источником финансирования редакции, сократились в несколько раз.

При этом мы уверены, что тем более важно продолжать оставаться местом встречи беларусского ИТ-сообщества — всех, кто остаётся и уезжает.

Вы можете нам помочь. В конце прошлого года мы запустили подписную кампанию — начали собирать донаты от читателей. Мы хотим в 2023 собрать 1000 читателей-подписчиков. Сейчас их 170. 

Помочь нам можно через Patreon. Сейчас средний чек — около 10$, но мы рады любой сумме. Ежемесячные платежи делают наши планы более предсказуемыми, но вы сами смотрите, как вам удобно :) 

В Беларуси Patreon заблокирован. Мы будем добавлять другие способы.

Спасибо, что прочитали это сообщение.