«Во дворе КГБ начали сдирать джинсы». Что говорили в последнем слове по делу о лазерных указках
Суд Московского района Минска подошёл к финишной черте по делу о лазерных указках: обвиняемые выступили с последним словом. Все, кроме Дмитрия Конопелько — когда пришёл черёд директора «Технократии» говорить, председательствующая по делу Светлана Бондаренко неожиданно объявила перерыв до 4 июня. Не исключено, что в этот день вместе с последним словом Конопелько прозвучит приговор.
Вместе с Конопелько в массовых беспорядках обвиняются Игорь Ермолов, Николай Сасев, Влад Корецкий. Вечером 9 августа 2020 года молодые люди вышли в город — сегодня их обвиняют приготовлении к массовым беспорядкам, сопровождавшимся «совершением насилия над личностью, погромами, поджогами, уничтожением имущества, вооружённым сопротивлением представителям власти». Гособвинитель по делу Роман Бизюк запросил по 5 лет колонии усиленного режима каждому.
«Для придания бóльшего эффекта»
28 мая Игорь Егоров проанализировал обвинение, чтобы убедить суд: ни один из них не виновен. Мы выбрали основное.
1. Четвёрку обвиняют в следовании «публичным призывам к участию в заранее спланированных массовых беспорядках в Беларуси и Минске, опубликованных и размещённых в системе интернет на различных интернет-ресурсах».
Позиция Ермолова: в деле нет ни примеров, ни доказательств таких действий. Планирование массовых беспорядков не доказано, самих массовых беспорядков (действий с поджогами, погромами, вооружённым сопротивлением власти, насилием) в Минске не зафиксировано.
— Ни один из свидетелей не говорил, что видел в сети интернет какие-то призывы к участию в массовых беспорядках. Не говорил, что я или обвиняемые знали, что планируются массовые беспорядки.
2. Фраза из обвинения: «с целью публичного выражения незаконными способами своих общественно-политических взглядов и протеста, идейно-деструктивной деятельности, направленной в т. ч. на обострение напряжённости в обществе, совершенной по мотивам политической и идеологической вражды».
Позиция Ермолова: политической и идеологической вражды он ни к кому не испытывает, деструктивную деятельность не вёл, доказательств этому в деле не собрано.
— Я не думал ни о каком силовом противостоянии людям с оружием. И такого противостояния не было во все дни и во всех местах города, где я был. Я лично ни разу не видел, чтобы безоружные протестующие вступали в столкновение с людьми с другой стороны или предпринимали какие-то насильственные действия.
3. Все четверо обвиняются в совместных действиях, согласованно, группой лиц, по предварительному сговору.
Единственным совместным и согласованным действием Ермолов назвал посещение мирных протестных мероприятий. Все акции были спонтанными, заранее не планировались. Молодые люди ездили по городу и выходили там, где собрания людей казались им безопасными. Каждый делал то, что хотел — просто ходил, разговаривал с людьми. То, что Сасев и Корецкий не были знакомы с Конопелько до 9 августа, исключает и сговор, и действия группой лиц. О лазерных указках, которые Ермолов принёс в офис ИТ-менеджера Сергея Лавриненко по ул. Чехова, 3, никому из обвиняемых известно не было, следовательно — не было и плана по их раздаче протестующим.
4. Раздача указок и их приобретение: из показаний координатора штаба Виктора Бабарико Юрия Воскресенского следует, что это происходило по инициативе Ермолова.
Позиция Ермолова: в показаниях Воскресенского много противоречий. Следователю он сказал, что выполнил просьбу Ермолова в состоянии эмоционального возбуждения. После задержания в августе 2020 года под видеозапись, опубликованную БЕЛТА, сообщил: он получил деньги от российского политтехнолога Дмитрия Болкунца с предложением купить указки и светить ими в глаза силовиков для защиты безоружных граждан.
Ермолов подчеркнул: он не мог просить денег у Воскресенского, которого до этого видел несколько раз, особенно такую большую сумму — 30 тысяч российских рублей (эквивалент 1 тысяче белорусских рублей). Малознакомому человеку такую сумму просто так не передают.
5. Всех четверых обвиняют в разработке тактики преступных действий, поиске соучастников, поиске «орудий преступлений» и их раздаче протестующим.
Ермолов утверждает: в деле нет доказательств планирования преступлений. Время, чтобы раздать указки в местах скопления людей 11 августа, у обвиняемых было, однако каждый в отдельности принял решение не делать этого, доказательств обратного нет.
6. Из обвинения: указки, петарды, слесарные молотки и зажигалки Ермолов «скрытно переместил, храня при себе, и перевез в KIA RIO в места массовых беспорядков».
Версия Ермолова: ни один из свидетелей не говорит, что обвиняемые что-то прятали.
— Слова «скрытно переместил, храня при себе», используются в тексте обвинения для придания большего эффекта. Такое определение можно использовать обо всех предметах, которые человек носит или возит с собой — мобильный телефон, кошелёк. А также для предметов, которые находятся в рюкзаке. Например: школьник скрытно переместил, храня при себе, учебник по географии и две тетрадки.
«Указал воздействовать на меня физически»
В противовес обвинению четвёрки в насилии Ермолов рассказал о том, как сотрудники правоохранительных органов вели себя с ним после задержания
— Первую неделю после задержания я провел в госпитале (…) со сломанными рёбрами, пневмотораксом и сотрясением мозга. (…) Оперативные сотрудники задавали вопросы и получали устраивающие их ответы. Сказали, что сейчас засунут мне дубинку прямо в ж… и там во дворе КГБ начали насильно сдирать с меня джинсы.
После возвращения из госпиталя руководитель оперативной группы всего лишь угрожал мне, что, если я не расскажу то, что мне прикажут, меня отправят в такую зону, где, по его словам, меня «будут драть в задницу с утра до вечера». Его подчинённый чуть позже говорил, что цыгане на этапе отберут мою рубашку, а на зоне мне каждую неделю будут «зашивать очко». И дополнительно указал воздействовать на меня физически. После этого я перестал надевать рубашку на встречи.
Анализ обвинения и речи гособвинителя Игорь Ермолов намеревался сделать в прениях, надеясь, что судья Бондаренко предоставит ему такую возможность. Та отказала: на это есть адвокат. Поэтому выступление пришлось сделать в формате последнего слова, которое Ермолов всё же выделил отдельно.
dev.by приводит главное из последнего слова каждого обвиняемого.
Игорь Ермолов: «Решается моя судьба»
— Те события, которые я увидел сразу после выборов, показались совсем неправильными. Хотелось заступиться за людей, которых избивали, над которыми издевались на улице вооружённые люди, но без помощи ответного насилия.
Мне, например, очень не нравились события украинской революции в Киеве 2014 года. А вот идея с указками, которую предложил Воскресенский, показалась подходящей. Это была возможность помешать убить или ранить мирных протестующих, но при этом совершенно безвредная для другой стороны. (…)
Мне кажется, что у всех участников и зрителей процесса, а главное, надеюсь, у суда, сложилось понимание того, что предъявленное обвинение является совершенно необоснованным.
Прямо здесь, сейчас решается моя судьба и судьбы моих друзей. Но не только это. Здесь решается судьба честного имени, судьба справедливого решения.
Я не сделал ничего такого, за что меня можно было бы отправить на пять лет в колонию. Я это понимаю, и все это понимают. Ещё я понимаю, что не всегда мы можем принимать те решения, которые хотим. Но я точно знаю, что намного больше пользы я принесу своей стране, не отбывая наказание в лагере вместе с убийцами, наркоманами и мошенниками, а оставаясь на свободе.
Николай Сасев: «Пребывает в ужасном состоянии»
Коротко проанализировав обвинение, Сасев подчеркнул: он не приемлет насилия во всех его формах, участие в массовых беспорядках в планы не входило. Даже 10 месяцев под стражей не изменили его характера.
— За это время я побывал в двух СИЗО, и за столь длительный промежуток времени в мой адрес ни разу не поступило замечаний со стороны администрации или работников учреждений. Я не создавал конфликтов и не участвовал в них, со всеми уживался в мире, что прямо следует из характеристики, представленной суду.
«Гораздо тяжелее», чем ему самому, приходится бабушке Сасева, которая воспитала его после смерти матери. Стыдясь, что о личном приходится говорить на большую аудиторию, Сасев пояснил: бабушка вынуждена заботиться о его брате, инвалиде II группы, а у тёти, родной сестры умершей матери — тяжёлая форма шизофрении. После перелома бедра бабушка ходит на костылях и только по квартире. «В ужасной ситуации пребывает, а я не могу ей помочь», — рассказал обвиняемый.
Сасев просил суд не назначать наказания, связанного с лишением свободы.
Владислав Корецкий от последнего слова отказался, поскольку считает свою невиновность полностью доказанной. А Дмитрий Конопелько не успел ничего сказать — судья объявила перерыв.
Следующее заседание назначено на 4 июня. dev.by следит за развитием событий.
Читать на dev.by