Григорий Бакунов, директор по распространению технологий в Яндексе и ведущий Радио-Т, выражает релокейт-скепсис, хвалит удаленную работу, объясняет, почему никогда не встречался с Умптуном, проходится по классическому образованию, рассуждает о дивном новом мире, в котором приватности больше нет, и это в принципе ничего.
«Рано перетаскивать людей»
В Беларуси, как и везде, проблема. Программисты закончились, спрос на них много лет превышает предложение. Один из способов — привозить разработчиков из других стран. Что надо сделать, чтобы в Беларусь приезжали больше?
Вообще странная идея, ведь ещё свои не закончились. Как в анекдоте: жена оставила мужа дома и велела ему вымыть детей. Он стоит и думает: этих отмыть или проще новых наделать. На самом деле, у вас огромное количество людей, которые или сейчас учатся, или ещё не учатся, или ещё не знают, что могут быть программистами. В любой стране так.
Вопрос не в локации, а в том, насколько человек готов этой работой заниматься. Программирование — очень творческий процесс. Реально очень творческий.
Я очень мало знаю людей, которые попробовали, у них хоть немножко получилось, и они смогли потом с иглы этого увлекательного процесса слезть.
Мне кажется, рано перетаскивать людей из каких-то других регионов. Но если вы действительно думаете, что можно, то главный барьер — это язык. Он существует даже между странами бывшего СНГ. Молодые люди — самые активные с точки зрения вовлечения в ИТ-культуру. Многие из них не говорят по-русски.
Рабочий язык большинства ИТ-компаний — английский.
Вы думаете, они знают лучше английский? Нет. Действительно, английский в ИТ-среде — язык общения. Но в реальности программисты его не очень знают. Обучение программированию нужно начинать с обучения английскому. И это не тот школьный английский, к которому мы привыкли. Языковая проблема очень сильная — со всех сторон, куда ни посмотри. Вне зависимости от того, из какой страны людей привозить.
Здесь эта языковая проблема минимальная.
Наверное, в Беларуси, это не так сильно чувствуется. Но вы предполагаете, что много людей из России или Украины поедут в Беларусь обучаться?
Не обучаться — работать.
Я довольно пессимистично настроен. ИТ-среда пошла по другому пути. Есть большие корпорации, которые, на самом деле, очень не любят удаленных работников. Они предпочитают всех нанимать к себе в офис. А небольшие компании, которые двигают прогресс больше всего, сейчас с легкостью нанимают удаленных сотрудников. Вообще никакой привязки к местности нет. Человек, который работает из дома, в среднем обходится дешевле: не нужно поддерживать офис, уборщиц и всё такое. Для этой трудовой миграции нет повода.
Но она есть. Appodeal открыл офис. Wargaming привёз сотни людей из России, Украины в Минск.
А ещё больше не привез. Wargaming привез сотню, может, полторы людей из разных мест, но большую часть нанимал здесь. Теперь сравним с ЕРАМ, который удалённо работает на другие страны. Несравнимые совершенно величины. Компании научились работать с сотрудниками удалённо. Будущее, оно вот там. За людьми, которые сидят дома, в кафе, в коворкингах и работают на компанию, которая может находиться в другой точке земного шара. Это же классное будущее. Неужели вам туда не хочется?
Классное. Но, может, маленькой компании критически важно, чтобы все находились вместе, общались.
Я знаю много стартапов, где долгое время, первые несколько лет, люди вообще не встречались друг с другом. У меня есть один из самых больших русскоязычных подкастов и точно один из самых старых — Радио-Т. Нас четверо ведущих, двое никогда не менялись, мы 13 лет вместе. Это медийный проект, и он большой. Больше, чем средняя радиостанция. Наверное, шире по охвату, чем большая часть радиостанций в Беларуси. Никакого признака угасания, прекрасная работа. Мы ни разу друг с другом не виделись лично. Ни разу. При этом мы ведём прямые эфиры, у нас огромная аудитория.
На сайте Радио-Т указано: «Каждый выпуск подкаста скачивается 60-75 тысяч раз, во время онлайн-эфира его слушают от 600 до 1000 человек (не считая ретрансляций и скачиваний из других источников)».
Почему вы ни разу не виделись с Евгением «Умпутуном»? В чём проблема заехать в Чикаго?
Просто не было причины. Мы настолько интернет-люди… Что я узнаю от того, что мы с Женей встретимся? Встанем рядом, узнаем, кто какого роста. Всё. Ок, мы можем сходить в тир пострелять. Мы умудряемся сохранять дружеские отношения и рабочий проект в течение стольких лет и не видеть друг друга (мы даже видео практически не включаем), и это означает, что на самом деле большая часть людей может делать так же.
Это классное будущее.
Оно сейчас кажется нам не таким прекрасным из-за того, что средства дистанционной коммуникации не такие прекрасные, как мы бы хотели. Людям хочется видеть жесты друг друга, куда человек смотрит, и так далее. Мы до этого постепенно дойдем. Подождите лет 10-15. Не надо сгонять людей в города.
Почему люди мигрируют? Уезжают в Штаты, вместо того чтобы устроиться в нью-йоркский стартап и удаленно работать?
Я много лет ездил по разным странам. Это в первую очередь любопытство. Мне интересно посмотреть на другие страны. Было. Интересно посмотреть на других людей.
Для этого не надо эмигрировать.
Большая часть людей эмигрирует уже после того, как они уехали, проработали в компании четыре года и решили: «Ну ладно, и чё, почему бы не остаться». Я много времени провожу в Калифорнии. Это климатическая миграция. Мне не нравится климат в Москве. Мне в Минске тоже климат не нравится. Очень холодно.
Почему тогда в большинство американских стартапов из Долины нельзя устроиться удаленно?
Это не так. Раз в месяц мои друзья публикуют огромный список вакансий в разные компании из Долины. Большая часть из них, процентов 80, в графе «место работы» указывают: «Сан-Франциско, remote» (можно работать удаленно). Только крупные корпорации хотят, чтоб ты работал в офисе. Процессы на это завязаны.
«Ты не можешь в чисто образовательной среде вырастить программиста. Это опыт извне»
Ок, переезжать не нужно. Второй способ, чтобы программистов стало больше, — образование. Что надо сделать с образованием?
Люди переоценивают значимость классического образования: и школьного, и высшего. По большей части оно давало не рабочее знание. В институте ты получаешь навыки социальные, общение, умение работать, умение добиваться результата — и это очень важно. Но это дает практически любой вуз. Ты получаешь некоторый круг людей, с которыми ты можешь общаться, обсуждать интересные темы.
Всё самое интересное в области образования происходит в интернете.
Большая часть людей получают сейчас образование благодаря данным, курсам, программам, книгам, которые свободно доступны в интернете. Большая часть талантливых программистов, которых я сейчас вижу, бывшие самоучки. Это люди, которые пришли в индустрию сами по себе, скорее всего, из какой-то другой. Они занимались другими темами и вдруг почему-то потянуло в программирование.
Бывает, что человек с 12 лет программирует, но это означает, что в тот момент, когда он пошел в институт, он был почти готовым специалистом. То, чего не хватает для того, чтобы встраиваться в компанию, — это понимание инструментария. Того инструментария, который принят сейчас в индустрии. Это системы контроля версий, все эти бесконечные системы управления заданиями.
Самое главное, что нужно делать, — это зарождать в людях понимание того, что программирование — интересный процесс. Он правда очень творческий. Он офигенный, я не знаю, с чем ещё сравнить.
Я сажусь программировать, примерно через полчаса вхожу в пресловутое состояние потока. И дальше самое сложное — поставить вовремя будильник и среагировать на него, чтобы перестать программировать. Ты не можешь от этого оторваться. Это постоянное ощущение приключения.
Показывать людям это состояние, показывать людям этот процесс — это очень важная часть будущего образования. Люди, которые приходят в программирование чисто из-за денег, — это не самые интересные специалисты. Самые интересные — те, кто приходит в эту историю по любви. Таких людей не очень много, их больше всего не хватает.
Можно освоить профессию программиста на высоком уровне через интернет? Верю, что по курсам можно научиться верстать сайты, делать простые приложения. Но если человек хочет строить карьеру, а у него нет математики, computer science, теории вероятности, линейной алгебры, то он же упрется очень быстро.
Вопрос в том, насколько он продолжит заниматься самообучением. Так получилось, что у меня непрофильное образование. Я закончил вуз, в котором вообще не было математики. И всю математику, которая у меня есть, я получал самостоятельно. По методичкам. По учебникам, по литературе, которая тогда была в библиотеках, потом появилась в интернете. Уверяю, ничего сложного в этом нет. Нужно просто достаточное количество упорства и пару часов в день
Сейчас специалист проходит один и тот же путь. Вышел из института — джуниор. Прошел хорошие курсы, онлайновые или оффлайновые — джуниор. И дальше двигается по лесенке, работает, набирается опыта, общается с другими программистами, спрашивает у них, что читать, они подсказывают ему. По счастью, программисты в среднем — это очень приятное сообщество.
Да, большая часть программистов не очень умеет общаться. Но зато они делают это довольно искренне.
Это на самом деле единственный естественный способ продвижения. Очень хочется, чтоб появились такие вузы чудесные, откуда выходят готовые специалисты. Но выходят начинающие разработчики, которых ты на месте доучиваешь всему. Но так всегда было.
Из любого вуза?
Из любого.
То есть из МIT выходит человек…
Там другая история немножко. Я сейчас говорю про вузы европейского типа и те, что есть в СНГ. Но если мы про Америку, то я могу по пальцам двух рук пересчитать вузы, из которых реально выходят люди с подготовкой готового программиста. Такого, которого можно брать на работу сразу. MIT, CMU, Duke University, Caltech и ещё три-четыре.
Из всех остальных выходят точно такие же ещё не готовые программисты. Человек обычно ещё во время учёбы идёт работать интерном. Интернатура в штатах — это не то чтобы способ заработать деньги. И я знаю много компаний, которые берут деньги за то, чтобы устроиться к ним на место интерна.
В СНГ можно сделать такой же вуз?
Наверное, можно, но непонятно, как и зачем.
Вот есть ребята из ВМК МГУ (факультет вычислительной математики и кибернетики МГУ — прим. ред.). Они выходят практически готовыми. Если они старались, на третьем курсе пошли подрабатывать и получили опыт индустриального программирования. Если нет, то вышел такой идиотический математик с уклоном в прикладную математику и программирование. С точки зрения индустрии он мало пригоден.
Ребята из ВКонтакте очень любят набирать людей из ИТМО (Санкт-Петербургский национальный исследовательский университет информационных технологий, механики и оптики). Желательно олимпиадников и тех, кто побеждал в ЧМ по программированию. Это очень специальные люди. В смысле — это безусловно гениальные программисты. Но большая часть компаний предпочитает их не нанимать, потому что это люди, которые уже умеют программировать, но ещё плохие работники. Они плохо встраиваются в корпоративную структуру. Ты не можешь в чисто образовательной среде вырастить программиста. Это опыт извне.
Может, для такой сферы, в которой сейчас революция, как machine learning, нужны не только индустриальные, но и академические специалисты?
Конечно. Но с этим никаких проблем нет, реально. Вот есть кафедра в «вышке» (Высшей школе экономики), которая производит людей в этой области. У Яндекса есть школа анализа данных. Она специализируется на производстве людей, которые будут анализировать данные. Это не про программирование, а в первую очередь про математику.
Но теоретиков в области machine learning, на самом деле, нужно не очень много. Индустрии гораздо больше не хватает практиков.
То есть главное — это не вузовское образование, а в школе зажечь человека, чтобы он посмотрел, как это может быть, заинтересовался и начал программировать?
Мне кажется, да. Причем это касается не только программирования, а любой сложной области. Нужно чтобы человек зажёгся делом, которое вы ему покажете. И чаще всего этой зажигалкой выступают преподаватели. У меня был совершенно феерический преподаватель по истории, и только благодаря воле случая я не ушел заниматься историей. У нас была совершенно великолепный преподаватель по биологии. Исключительно благодаря ей я обладаю всем тем багажом знаний в области биологии и медицины, которые я набрал за следующие 20 лет.
Институт — место жесткой специализации. А в школе вам показывают всю полноту мира. Вам говорят: есть разные языки, есть литература, историческое знание, есть естественные науки, гуманитарные науки. Мне кажется, что школьное образование сейчас для создания цельной экосистемы важнее, чем любое вузовское.
В Беларуси есть частная Ассоциация образование для будущего, которая открывает STEM-классы в районных школах. Покупают наборы лего, обучают преподавателей, чтобы дети делали какие-то проекты. Это правильно?
Это крутая история. Там, может быть, не хватает чуть больше систематизации. У Яндекса есть большая история про Яндекс.Лицей — дополнительное образование в школах. Очень похоже на то, что вы рассказываете. Очень правильное и важное дело. Родители верят бренду Яндекса. А мы отбираем ровно тех преподавателей, которые могут зажечь детей, могут рассказать им самое интересное, самую мякотку того, что делают программисты, что происходит в математике, в смежных областях.
Ваша частная ассоциация похожа на всё это. Но не очень понятно, насколько долго частная ассоциация проработает. Это всегда вопрос: деньги, расходы. У вас это благотворительная история. А Яндекс — это большой бизнес, который может себе позволить благотворительностью заниматься. Но, конечно, эти истории — самые классные. Важно, чтобы было всё чисто и корректно. В смысле, чтобы преподаватели, которые это делают, проходили какой-то контроль, чтобы это были люди, действительно знающие и одновременно заинтересованные в том, чтобы зажечь ребенка.
У нас есть ПВТ. Компании, которые в нем состоят, отдают 1% от оборота. Сейчас там десятки миллионов долларов. Для Беларуси нормальная цифра. Начали говорить про то, что их надо тратить на образование. Есть идея, как?
Мне очень-очень нравится, как в России стартовала история с Иннополисом. Это микрогород рядом с Казанью с технопарком, университетом и школой. Университет, мне кажется, делали во многом по образцу CMU. Например, собрали сильных преподавателей, вне зависимости от того, на каком языке они преподают. Есть несколько, которые преподают только на английском, — и ты вынужден учить английский, чтобы за ними поспевать. Мне кажется, там образец университетского образования.
Наверное, можно продолжить и сказать, что можно такое же делать и с школьным образованием. Если деньги на это есть, то непонятно почему государство не должно этого делать.
Шутки-шутками, но будущие программисты с точки зрения государства — одна из лучших инвестиций, которую можно придумать. Это люди, которые развивают технологии.
Технологии слабо привязаны к странам, но зато сильно привязаны к бизнесам, а бизнес к стране привязан — он платит налоги. Я не готов сказать точную цифру, но на глаз, мне кажется, что к 30-35 годам эти люди точно вернут все деньги, вложенные в их образование.
«Современный мир такой: ты не можешь надеяться, что у тебя всё будет в порядке»
ML сейчас — очень модно. Как отличить настоящие инновации от нового интерфейса для готовых решений, который собран на коленке?
А в чем разница? Настоящие инновации не в теоретической работе. Инновация — это нахождение практического применения теоретической работы.
Приведу любимый пример. Мы сейчас находимся в моменте огромного хайпа вокруг нейронных сетей. Матаппарат для нейронных сетей появился в 80-е годы прошлого века. В 1984 году люди знали, как работают нейронные сети, и что с ними делать. Прошло 40 лет прежде чем мы вышли на волну хайпа, когда начали активно это применять. Наши аппаратные возможности наконец-то доросли. Появилось несколько свежих идеек на базе нейронных сетей. Там нет никакой инновации. Это не инновации.
Инновации — это то, что мы научились обсчитывать огромные массивы данных на видеокартах, начали производить видеокарты и одновременно с этим нашли практические применения для этих инноваций, для всех этих алгоритмов. Первое, на что нужно смотреть, — практично ли то, что делается, применимо ли то, что делается. По счастью в области deep learning и ML большая часть людей делают что-то не просто так, а решают практическую задачу.
Недавно ребята из openAI показали совершенно великолепный генератор текстов на английском языке. Понятно, для чего они это делали. Они хотели генератор, который производит текст максимально похоже на человеческий. Ты смотришь — и у тебя ощущение, что это текст живого человека. Конечно, это вызывает восторг, конечно, это прорыв, когда рядом одновременно вместе с этим появляется публикация о том, что мы научились генерировать лица людей, которых никогда не было. Ты думаешь: «Слушай, как оно подходит одно к другому». Ты делаешь текст статьи, которую написал компьютер, и которая никогда не публиковалась, а рядом крепишь аватарку автора, который никогда не существовал. Это всё начинает складываться в одну единую красивую картину — значит, всё делается правильно.
Как жить в обществе, где можно нагенерить тысячи новостей от ненастоящих авторов?
Выбирать источники информации. Переставать верить тому, что написано в фейсбуке. Начинать жить с ощущением, что даже в проверенных источниках иногда может быть информация, которую нужно проверять. Мы живем в интересное время, когда человечество уже научилось обманывать компьютеры и самих себя, но ещё не научилось детектировать обман. Это будет постоянная борьба одного с другим.
Думаю, люди за следующие пару-тройку лет поймут, что нужно бороться с фэйкньюс и не верить тому, что приходит из непроверенных источников.
Даже у проверенных источников могут быть какие-то тренды: мочить Россию, мочить Трампа, мочить Huawei, мочить фэйсбук.
Все что-то мочат. Это же самое интересное. Мне кажется, должны появиться инструменты, которые проверяют и выдают коэффициент достоверности документа. В свою очередь появятся системы, которые будут стараться накрутить эти показатели и сказать: «Нет-нет, я на самом деле настоящий». Будет постоянная борьба, такая же как была весь конец XX и начала XXI века между вирусами и антивирусами.
Как быть технологической компании, которую мочат. Например, Яндекс виноват только в том, что он из России. Иначе, наверное, акции бы стоили сильно дороже.
Это же не политическая история, а экономическая. Акции Яндекса сильно привязаны к рублю. Акции Яндекса оцениваются в долларах, но их оценка зависит от доходности, а доход у нас в рублях. У всех технологических компаний высокая волатильность. Цена акций сильно колеблется вверх-вниз. Если посмотреть на графики, видно, что волатильность высокая, но в среднем в последнее время есть рост. В какой-то момент акции падали резко на фоне историй про то, что в России должен обвалиться рубль. Вам как инвестору говорят: «слушай, тут Яндекс зарабатывает в рублях, а говорят, что скоро будет доллар за 80 рублей». Ага, значит, нужно пересчитать доллар по 65, и 12% от цены скинуть. Эти оценки влияют на стоимость русских компаний так же, как на стоимость японских компаний влияет йена, а на стоимость китайских юань.
Пресса тоже влияет. Наверное, у немецкой компании нет проблем с тем, что она немецкая?
Например, у британских компаний сейчас есть проблема, что они британские. В современном мире политика и экономика тесно связаны. Но на самом деле воспринимать стоимость компании как что-то важное для самой компании довольно сложно — это влияет только на акционеров.
Маленький стартап из Беларуси. Если он возьмёт деньги из России, наверное, ему будет сложнее взять деньги где-то ещё. Если он возьмет российские государственные деньги, он абсолютно точно никогда не получит ни копейки ни от одного западного фонда. Чудо должно случиться, чтобы это произошло.
Ну, чёрт знает! Скорей всего так и есть. Я не знаю ни одного примера, чтобы даже российская компания взяла деньги у государственного фонда, а потом продалась куда-то дальше. Но тут есть просто такая особенность, что в странах бывшего СНГ очень много частных инвесторских денег, и брать деньги у государства сильно менее интересно, чем брать их у частных инвесторов.
Конечно, есть проблема, связанная с тем, что многие говорят: russian is toxic.
Но если ты уверен, что твоя задача выстроить огромную компанию, которая потом будет брать деньги по всему миру, окей, начинай не с русских денег. Если у тебя все в порядке, ты найдешь инвестора в любой стране.
На прошлой неделе WSJ написал, что некоторые программы, которые трекают здоровье, «сливают» данные фейсбуку. Вся история в том, что в приложениях стоял facebook analytics, который отправлял какие-то события. Никто не доказал, что по этим событиям что-то таргетировалось. Наверное, у всех стартапов из статьи, включая белорусский Flo, была не очень хорошая неделя.
Мне кажется, они никак на это не должны были реагировать вообще. WSJ пишет статьи, чтобы читатели их читали. Как это влияет на компанию Flo?
Можно открыть отзывы в App Store, Google Play и прочитать: «удаляйте, они продают данные».
Однажды мы в Яндекс активно пытались получить турецкий рынок. Мы раздавали людям Яндекс.Браузер самыми разными способами. Было много классных идей. В какой-то момент один из местных блогеров на ровном месте без всяких доказательств запустил большую волну. Он сказал, что Яндекс — это вирус. Без всяких объяснений, всё. Люди писали, как Apple смеет, почему вирус в App Store и так далее. Современный мир такой: ты не можешь надеяться, что у тебя всё будет в порядке. Всегда что-то такое происходит.
Поговорим про распознавание образов, компьютерное зрение в системах видеонаблюдения. Сейчас в Минске много-много камер подключают к централизованной системе…
В Москве камера стоит на каждом подъезде, которые подключены к централизованному хранилищу. Буквально на каждом подъезде.
Это всё никак не регулируется? Возможность в любой момент отслеживать человека не только по телефону, но что он делал, как двигался.
Это же государственная тайна. Всё это делается для безопасности самих граждан. Это понятная история. Что тут поделаешь. У государства огромное количество способов следить за тем, что ты делаешь. А ещё государство получает в России каждый чек, который ты пробиваешь в магазине с указанием владельца карты. Когда ты заходишь в метро и выходишь из метро по одному и тому же проездному, за тобой следят. Есть прекрасная история о том, что в московском подземелье зарождаются новые люди. Выходят из метро в среднем до 12-18 тысяч людей больше, чем заходят в него: очень многие перепрыгивают через турникет.
Есть много данных, которые государство накапливает о своих гражданах. Пока никто не доказал, что оно не вправе этого делать.
Что делать, если государство становится слишком большим, у него слишком много данных, и возможности контроля растут по экспоненте.
Если вы живете в государстве, оно за вами следит, и вам это мешает, у вас есть только один выход — поменять государство. Государство ведь не просто так следит, у него же задача не следить за вами, а решать какие-то конкретные задачи. И если вы этим задачам мешаете, вероятно, вам не очень место в этом государстве. Так ведь?
Не совсем. Например, человек, который знает, что за ним постоянно наблюдают или могут наблюдать, наверное, начинает себя по-другому вести.
Он начинает себя лучше вести. Правда же?
Он не ворует, не убивает. Но он ограничивает себя.
Это обманчивое ощущение свободы, которое заключается в том, что вы раньше думали, что за вами не следят. Сейчас вы просто точно знаете, что следят. Вот и всё. В любой момент и раньше к вам могла быть приставлена слежка. Государство имеет на это полное право.
Но в Москве, предположим, миллионов 15 жителей. Чтобы натравить системы компьютерного зрения на поток, в котором нужно распознать 15 миллионов лиц, нужны совершенно нереальные ресурсы, никто не будет этого делать. Когда происходит какой-то инцидент, по этим камерам, отматывая назад по времени в автоматическом режиме, находят, откуда человек вышел, куда пошел. Пока аппаратных ресурсов достаточно только для этого.
Даже в Пекине, где самая передовая в этом смысле технология, отслеживают что-то порядка 500 человек, которые находятся в розыске. Никто не фиксирует всех.
Но правильный вопрос такой: что мы будем делать в тот момент, когда мы к этому придём? К тому состоянию, когда ты бросил окурок в урну и тут же получил штраф. Реально бросил случайно мимо. Бывает. Что мы будем делать, когда система видеофиксации правонарушений и слежки за людьми дойдет до такого уровня, что действительно за вами будут постоянно следить.
Я думал сначала, что это будет неприятно.
Пять лет назад в Москве начали активно ставить дорожные камеры. Когда ты едешь в автомобиле, они фиксируют твою скорость. Превышаешь — тебе присылают штраф, пересек неправильно линию — штраф, остановился в неправильном месте — штраф. Несколько раз посмотрев на эти бумажки, я понял, что у меня нет внутреннего противоречия. Ну, у меня нет проблемы, что меня снимают. Да, люди на дорогах стали вести себя иначе, они знают, что есть камеры и стараются не превышать. Я думаю, это хорошо. Изменилось ли что-то в эмоциональном состоянии водителя? Как ни странно, на мой взгляд, люди стали спокойнее.
Вы говорили, что селфлдрайвинга не будет в ближайшее время, потому что люди любят водить, во-первых. А во-вторых, потому что надо программировать, кого именно убивать в случае если происходит авария и невозможно никого не убить.
Юридически человечество пока не решило проблему того, как и кого наказывать в случае, если кого-то собьют. Как вообще принимать решения в таких ситуациях.
Может, китайцы знают как её решить? Всё в камерах, все действия человека записываются. Если он бросил окурок, его оштрафуют. У него низкий социальный рейтинг — решат, что надо сбивать человека с низким социальным рейтингом, который бросает окурки.
Так оно у них сейчас и работает. Но это же не так просто. Китайцы, когда им рассказывают про их социальный рейтинг, согласны с тем, что это правильно. Это система, которая работает, она показывает действительно относительно правдивую информацию.
Ценность человека для общества действительно всегда пропорциональна тому, бросает он окурок под ноги или нет?
В широком представлении — да. В смысле государство проделало невероятную работу, убедив большую часть китайцев, что им нравится эта система социального рейтинга. Это гигансткая работа. И я не знаю, как они её проделали.
Может быть, не будет великих китайских писателей или программистов, кого угодно, потому что все будут нормализованы этой системой?
Ну они же сейчас есть. Никуда не делись. А система довольно давно работает. Там не произошло никакого глобального изменения.
Очень быстро привыкаешь к тому, что за нами постоянно следят. Мы же привыкли в интернете, что каждый наш чих записывают десять разных корпораций, и все про это знают. Никакого переживания у людей по этому поводу нет, люди привыкли к такому состоянию.
Я часто привожу пример про Snapchat. Оттуда было несколько массовых утечек фотографий. А Snapchat используют в основном для секстинга. Там очень молодая аудитория, для которой это не показалось страшным. У них нет понятия приватности в нашем понимании, в понимании более взрослых людей.
Это новое поколение людей, которое привыкло к тому, что приватности нет. Но они при этом могут быть хорошими специалистами, умными людьми. Это не мешает им. Общество под тотальной слежкой поменяется. Станет ли оно от этого хуже? Думаю, нет.
Зачем было делать макияж от камер?
Просто проводили интересный эксперимент. Убедились, что работает. Надо при этом понимать, что работает на текущем уровне развития технологии. Как только ты начинаешь противодействовать системе слежки, система начинает улучшаться. И это ещё одна причина, почему на самом деле такие проекты запускать в широкие массы не надо.
Если сейчас все массово начнут использовать средства для ухода от слежки с помощью светоотражающих шарфов или очков, которые меняют тебе цвет глаз или ещё что-нибудь такое, то система быстро переучится.
Это всё проблема постоянной борьбы. Эскалируя эту борьбу, наращивая её темп, ты наращиваешь энтропию — заставляешь работать систему всё более и более эффективно. Это не означает, что не надо бороться. Нет, просто не надо делать эту борьбу массовой. В среднем людям окей, что за ними следят. Ничего страшного.
Мы все привыкнем, короче.
Релоцировались? Теперь вы можете комментировать без верификации аккаунта.