Казалось бы, жизнь непредсказуема. Настолько, что сегодня ты мечтаешь стать врачом и изобрести лекарство от рака, а завтра в подписи твоего письма уже стоит «Внедряя информационные технологии, сделаем мир лучше!». Хотя, если задуматься над историей детства и юности, можно увидеть, что личность формируется с самого рождения и «вчера» есть ни что иное как «завтра».
Рождаются ли бизнесменами?
Бизнесменом себя до сих пор не чувствую и стал им случайно. Ничто в моей биографии не предвещало такую перспективу. Во-первых, более 30 лет своей жизни я прожил при СССР, где слово «бизнес» было ругательным, сам бизнес мог быть только подпольным и официально назывался «спекуляция», а неофициально — «фарцовка», за что можно было легко схлопотать срок. Во-вторых, я никогда не чувствовал в себе склонности и необходимости заниматься бизнесом. Всегда хотел стать врачом или учёным. В крайнем случае инженером, как отец (и стал). Одним словом — жить и зарабатывать исключительно головой. Впрочем, бизнес без головы никогда крупным не станет. В лучшем случае — лоток. Да и владельцу лотка нужна голова. Детство было одиноким: часто болел, поэтому почти все школьные годы провёл дома и сдавал сразу все предметы экстерном, приходя в школу раз в четверть — что не мешало мне легко и хорошо учиться. В четвёртом классе прочёл учебники за старшую школу, включая 10 класс, который тогда был последним. Времени для чтения было предостаточно. Я читал запоем. Сначала детскую литературу. Потом увлёкся, как бы сейчас сказали, виртуальными путешествиями и перечитал полные собрания сочинений Артура Конан-Дойля и Жюля Верна: «Затерянный мир», «Капитан Немо», «Вокруг света за 80 дней» — и десятки других книг, если не сотни. Мечта посмотреть мир сохранилась на всю жизнь и лишь не так давно начала осуществляться: побывал в США, Китае, Индии, Таиланде, объездил почти всю Европу. Вот только читаю гораздо меньше, чем хотелось бы. Чукча уже давно не читатель, чукча — писатель. Ну и, конечно, читал биографии великих людей, каким образом они пришли к своим достижениям. Как любой ребёнок, хотел стать на них похожим. Отец привил мне интерес к научно-популярной литературе, которой у нас было довольно много. Я читал книги о необыкновенном и грозном в природе, почти все книги из серии «Эврика», откуда черпал сведения понемногу обо всём. Да и отец много рассказывал, он много знает. Мать подсовывала свежие номера журнала «Юность» и хорошие книги вроде «Убить пересмешника», отец — «Науку и жизнь» и научно-популярные издания. Семейное фото 1990 г. Слева направо в верхнем ряду: отец Анатолий Александрович Зиссер, жена Юлия Виссарионовна Чернявская, сам Юрий Анатольевич. В нижнем ряду: мать Вера Петровна Зиссер, дочь Евгения Чернявская, бабушка по матери Коган Хая Лейб-Мейлиховна. Чтение — заочное общение с великими людьми. Без него полноценная личность сформироваться не может. Тут пошли споры о том, что, мол, интернет вытесняет книги и вообще «глубокие» вещи, требующие вдумчивого размышления. Мол, человек бездумно потребляет информацию, становясь более поверхностным. Мне так не кажется хотя бы потому, что ценные мысли появляются в результате анализа фактов, а доступность информации лишь облегчает поиск доказательств суждений. То есть если человек способен мыслить и привык это делать, то интернет ему не помешает, а поможет. Более того, интернет — далеко не первая информационная революция. До него появились телевидение, радио, книгопечатание, а ещё раньше письменность — и, уверен, всякий раз находились люди, предрекавшие падение интеллектуального уровня в результате механического роста объемов информации. Очевидно, этого не случилось, а вовсе даже наоборот: информация — катализатор прогресса. Конечно, чтение не ведёт к появлению бизнесменов. А что ведёт? Наверное, наличие характера и желание сделать полезное для людей, чтобы после тебя на свете что-то хорошее осталось. Я абсолютно не согласен с тем, что главное в бизнесмене — жажда денег. Я, например, к деньгам достаточно равнодушен. Не то чтобы я их презирал, нет. Деньги для жизни нужны. Но мне главное — чтобы хватало на быт и путешествия, а это сравнительно немного. Любые внешние демонстративные признаки богатства откровенно презираю: живём с женой в обычной многоэтажке в центре. Вожу самолично недорогой французский автомобиль (чтобы не бояться бросить машину где попало). Одеваюсь во Львове и в западных дисконтных универмагах (где только и можно найти мои размеры одежды). Мне наплевать на марки автомобиля или одежды: я выбираю вещи, которые для меня удобны и мне нравятся. Я «беспонтовый» в том плане, что мне абсолютно неинтересно демонстрировать своё превосходство перед другими. Многие меня не понимают, поскольку это не соответствует их представлениям о богатых бизнесменах — если не «в малиновом пиджаке с золотыми пуговицами», то хотя бы в дорогом костюме и на BMW. Но в любом случае человек в бизнесе самоутверждается, и я тоже. Мне бизнес (то есть возможность что-то сделать для людей) доставляет прежде всего моральное удовлетворение. Если в бизнесе делаешь всё правильно — деньги сами придут. Если устремишься за быстрыми деньгами — ничего не получится. Характер очень важен. Возможно, характер в бизнесе — вообще главное. Есть много умных творческих людей, отлично строящих планы и генерирующих замечательные бизнес-идеи, но мало кто способен воплощать замысел в жизнь. Для этого нужны другие качества: воля, характер, способность собрать команду и мобилизовать её на исполнение замысла — и так неустанно много лет подряд! Причём всё это время ничем серьёзным параллельно заняться больше невозможно. Как говорил мой любимый программист-управленец Фредерик Брукс, «мыслители встречаются редко, деятели — реже, и мыслители-деятели — совсем-совсем редко». «Если в бизнесе делаешь всё правильно — деньги сами придут. Если устремишься за быстрыми деньгами — ничего не получится».
Видение в бизнесе
В учебниках пишут о том, что у «правильного» бизнеса должно быть «видение», а также «маркетинговая стратегия». Понятно, что видение — это конечная цель, мечта. Конечно, когда ты уже создал нечто неординарное, и не только окружающим, но даже тебе самому это стало ясно, теперь легко задним числом заявить, что ты-де десять или двадцать лет назад во сне видел то, что получилось сегодня. Это было бы неправдой. Да, одиннадцать лет назад я захотел построить белорусский портал и впоследствии неоднократно заявлял в СМИ о том, что мы строим «белорусский Yahoo!». Но я понятия не имел, возможно ли это и что в результате получится. Само собой, в стране никто не знал, как строятся порталы. Ну и, разумеется, совершенно не представлял, какое значение портал будет иметь для страны. Думал: ну, ещё один интернет-проект того типа, который должен получиться — потому, что в США они получаются, значит, и у нас должно получиться. Хотя на момент появления TUT.BY порталы в Беларуси уже были. Наверное, видение в бизнесе — это как вкус в искусстве: некая интуитивная вещь, позволяющая с минимальными ошибками отличить плохое от хорошего. По-доброму завидую своей жене Юлии Чернявской: у неё феноменальный вкус во всём, что касается литературы, искусства, науки и ещё тысячи вещей. Она обо всём, о чём знает, выдаёт глубокие компетентные суждения. Но вкус не дан сверху. Он воспитывается в результате опыта, чтения, размышлений, дискуссий. Ну и мозги необходимы, само собой. Говорят, математика и музыка — две единственные сферы, где талант даётся от бога, а в остальных науках и искусствах талант и вкус воспитываются. Я в каждый момент жизни делаю (и стараюсь не бояться делать) то, что мне кажется хорошим и правильным. Наверное, это и есть «видение». И, как я покажу в конце, видение компании не есть что-то застывшее, раз и навсегда заданное, оно должно меняться во времени, иначе компания погибнет из-за расхождения с жизненными реалиями.
Еврейский вопрос
Думаю, необходимые бизнесмену волевые качества во мне появились благодаря двум факторам — одинокому детству и этническому происхождению. Оба фактора резко отличали меня от сверстников и одноклассников. Мама часто говорила: «Сынок, мы — евреи, мы не такие, как все. Нас не любят. Поэтому чтобы достичь того же, что и окружающие, ты должен во всём быть на две головы лучше остальных». Вот оно, родительское программирование! Когда я приносил из школы четвёрку и мотивировал тем, что из-за сложности материала пятёрку не получил никто, мама с недоумением и упрёком отвечала: «Меня не интересуют все, меня интересуешь ты!» Так я привык расти независимо от других, ориентируясь на идеал, а не беря пример с соседа. Поэтому в школе меня уважали, но не очень любили как выскочку, поскольку я всегда тянул руку, если знал ответ. А ответ я знал всегда. С недоумением потом узнал, что моих вопросов во время лекции боялись вузовские преподаватели. Мной же двигали обыкновенное любопытство и желание продемонстрировать учителям результаты их труда. Отношение же сверстников ко мне меня не слишком заботило, поскольку главной целью хождения в школу считал учёбу. Ещё помню, что с мамой никогда не плавал в море бесцельно — всегда только «до буйка» (а в те времена на Чёрном море буёк располагался метрах в 200 от берега, а не прямо у берега, как сейчас в Египте или Турции). Она помогала доплыть, и я мог по дороге в буквальном смысле на ней отдыхать, но никогда не просил повернуть с полдороги назад, а она никогда не предлагала. Я до сих пор сохранил привычку всегда плавать до буйка и не понимаю, зачем плескаться на одном месте. Душой школьной или университетской компании никогда не был. Всегда чувствовал себя в них чужим и чаще ведомым. Поэтому для формирования личности считаю необходимым оптимальное сочетание социализации и необходимого объёма одиночества. Если будет слишком много социального — человек может вырасти слишком зависимым от поведения окружающих и не будет стараться превзойти их, ориентируясь на «низ», как в любой толпе, плывя по течению. В моём случае одиночество зашкаливало. Да и профессия программиста меня потом настолько привлекла потому, что заменяла человеческое общение компьютерным, от которого невозможны неожиданности. Еврейской матери обязательно нужно, чтобы её сын стал лучшим. Об этом, а также о силе материнской любви я прочёл уже после маминой смерти книгу французского писателя Ромена Гари «Обещание на рассвете», за которую он получил вторую Гонкуровскую премию (чего не бывает, поскольку она присуждается любому писателю лишь один раз в жизни). Именно так, как описано в этой книге, любят еврейские матери. И моя мама любила меня именно так. Помню, лет 15 назад читал в какой-то российской газете интервью с Березовским, ещё когда он жил в Москве и слыл вполне уважаемым человеком. Там от него долго допытывались, почему он «выбился в люди», а другие не смогли. В ответ он рассуждал о том, что «евреи умеют держать удар» там, где другие падают духом и отступаются. Похоже на правду. Думаю, действовал естественный отбор: за 1000-летнюю историю преследования евреев в изгнании (да и вообще любых гонимых этносов) уцелели лишь особи, которые умеют держать удар. А без этого бизнеса не будет, ибо бизнес — это далеко не только (и не столько) удачи, сколько поражения. Жидом дразнили редко, но проблемы были. Я родился и вырос во Львове, пропитанном расизмом городе, где любой человек рассматривается исключительно сквозь призму этничности, люди дружат обычно только с представителями своего этноса, а про чужаков слагают множество анекдотов и сплетен и с удовольствием каждый день их рассказывают. Впрочем, бытовые проблемы можно было терпеть, тем более что в классе меня уважали и никогда не дразнили. Но была ещё и проблема государственного антисемитизма, из-за которой меня в 17 лет не приняли на мехмат МГУ (там вступительные экзамены сдавали на месяц раньше, чем во всех остальных вузах СССР, и я решил попытать счастья). В очереди на апелляцию после письменного экзамена по математике сидели одни евреи, и когда я на апелляционной комиссии доказал свою правоту, мне мягко посоветовали: «Ну хорошо, допустим мы Вас до следующего устного экзамена, но ведь дальше Вы всё равно не пройдёте». После этого я не рискнул идти в мединститут, куда на самом деле хотел, чтобы исполнить подростковую мечту осчастливить человечество, найдя лекарство от рака, и пошёл на прикладную математику в политех — чтобы поступить наверняка и не загреметь в армию. Куда меня и приняли после школьной золотой медали с одного экзамена: на вступительном математику написал за 40 минут. Наверное, можно было бы озлобиться и стать диссидентом, носить звезду Давида или ещё как-нибудь демонстративно обозначить своё отношение к происшедшему. Но я не борец по натуре и считаю, что «против лома нет приёма». Нужно проявлять допустимую гибкость там, где ты в принципе не можешь победить и не хозяин ситуации. Опыт показал, что гибкость и дальновидность дают превосходный конечный результат там, где лобовая демонстративная атака безуспешна. Ничего общего с трусостью и предательством гибкость не имеет. На эту тему очень уважаю фильм Золтана Фабри «Пятая печать», где главный герой в войну наперекор глубоко моральному поведению своих товарищей на их глазах неожиданно совершает подлый аморальный поступок, осуждаемый даже фашистами, ради более высокой цели, куда более моральной и прагматичной. А ещё есть японская борьба джиу-джитсу, борьба безоружного с вооруженным, основной принцип которой — не идти на прямое противостояние, чтобы победить.
Диффамация
Наверное, в силу своей биографии я — ярый противник любого деления на «своих» и «чужих», «наших» и «не наших». В частности, ненавижу разговоры о том, что белорусу обязательно нужно (или, наоборот, «оппозиционно») разговаривать на белорусском языке, в России не дают жить «чурки», арабов нужно вешать на всех столбах, в проблемах человечества виноваты Америка и сионизм, «пидоров» нужно кастрировать, а оппозицию (или, наоборот, чиновников) — посадить: они «не наши», живущие на наши (или, наоборот, не наши) деньги. И вообще, над всеми «не такими» нужно совершить какой-то акт насилия, чтобы стали «такими» (читай: похожими на себя, то есть на человека, который считает себя «таким» или которому просто повезло быть «таким» в силу происхождения, места рождения или других от него не зависящих факторов). Или по крайней мере провести акцию устрашения, «чтоб знали», «чтоб боялись» и «не высовывались». Но это же примитивная биологическая агрессивность, homo sapiens не достойная. Ну и стяжательство, конечно. Потому что «не таким» доступ ко всевозможным ресурсам (нередко включая свободу) должен быть закрыт. Любой расизм, любая диффамация в конечном итоге имеет цель перераспределения ресурсов от «не таких» в пользу «таких». Инструменты перераспределения достигают государственного уровня, внедряются в системе обучения, силовых и иных структурах. Все, кто «не такой», ненавистны и презренны: их нужно постричь, перевоспитать, выгнать, посадить или уничтожить — в общем, «подровнять», чтобы стали «как все». Люди, в душе которых правят насилие и агрессия, безапелляционны и абсолютно непоколебимы в своём знании «правильного» мироустройства. Они всегда твёрдо знают, что нужно сделать для счастья народа или человечества. Любой пьяный деревенский дедушка заявит вам, что «в мире всё было бы хорошо, если бы Америка всюду не лезла». Такие люди знают причины всех проблем, которые, по их мнению, всегда внешние. То есть в бедах народа, государства или отдельного человека всегда виноват кто-то другой, а не он сам. Так, по довольно распространённому мнению, русские пьют не потому, что их к этому провоцируют, скажем, холод и масса свободного времени зимой, как утверждал великий русский философ Николай Бердяев, а потому, что с целью захвата Вселенной русских споили евреи (хотя евреев в Европе и США всегда было больше, а уровень алкоголизации — ниже, так чего же евреи европейцев-то не споили?). На внешнего врага всегда удобно спихивать свои собственные проблемы, это отличное оправдание собственному бездействию или агрессии. Аналогичный подход наблюдается даже в белорусском интернет-бизнесе, когда неудачники объясняют свои неуспехи существованием TUT.BY, который «всё монополизировал». Очень простое и удобное объясненьице: виноват не сам, а кто-то другой. При этом TUT.BY почему-то не мешает (а зачастую и помогает) расти и процветать талантливым и перспективным интернетчикам и их бизнесам. Как говорится, плохому танцору… Как будто можно монополизировать идеи, волю и труд. Обычно разговоры о «еврейском», «американском», «арабском», «западном», «российском» или «масонском» заговорах ведут примитивные люди, которым в силу слабого интеллекта трудно понимать и принимать других людей такими разными, какие они есть, и докапываться до истинных движущих сил поступков и событий (либо те, кому существование таких «заговоров» выгодно). Для этого пришлось бы многое узнать, научиться думать, получить образование. Но их картина мира куда проще. Гораздо легче классифицировать людей по внешним признакам, приписывая им («с потолка» на основании однократного личного опыта, а обычно — с чужих слов) некие общие свойства, которые принимаются как мировая истина, а на самом деле у «чужих» встречаются не чаще, чем у «своих», а то и реже. Свои люди — они разные. Стереотипы приписывают только чужим народам и вообще любым чужим группам, чаще негативные: евреи умные, хитрые и жадные, немцы скупые и прагматичные, англичане чопорные и высокомерные, русские — добрые, пьяницы и жулики, военные — неумные и прямолинейные, женщины — «блондинки» и т. д. Надо ли говорить, что всё это мифы. Естественно, среди евреев море неумных или щедрых людей. Полно щедрых и особенно романтичных немцев (не зря немецкий романтизм имеет столь прочные позиции в искусстве). А среди русских полно недобрых честных трезвенников — уж не больше и не меньше, чем среди белорусов. Каждый человек настолько уникален, что по его происхождению, профессии, сексуальным и иным привычкам о его моральных качествах или убеждениях ничего заранее нельзя предугадать. Вообще ничего. Настолько люди разные. Что свои, что чужие.
За ошибки не наказывать!
Надо отметить, что родители меня никогда не наказывали, хотя безгрешным я не был. Соответственно, всю жизнь придерживаюсь аналогичного правила и в семье, и в бизнесе. Наказывать бессмысленно. В лучшем случае наказание ведет к ожесточению, злобе и попыткам обмануть, в худшем — деморализует и подавляет человека. Если человек уверен с детства, что ему все всё должны — никто и ничто его не переделает. Он всю жизнь будет искать возможность паразитировать и выезжать на других. Напротив, прощение любых ошибок (если только это действительно ошибки, а не халатность) и понимание ведёт к улучшению морального духа в семье, трудовом коллективе и к улучшению результатов работы компании. Оказалось, без принуждения люди работают лучше, чем под прессом! Во всяком случае, в моей практике. Пока что мне ни разу не пришлось пожалеть о своем «попустительском» подходе к бизнесу. Да и попустительства, собственно, никакого нет: люди знают, что я внимательно слежу за ними и за их достижениями, радуюсь результатам и знаю об ошибках, хоть и не наказываю. Более того, наказание у нас всё же применяется, но лишь в виде высшей меры — увольнения. Не слишком часто, но несколько раз в году приходится увольнять. В действительности я это всегда переживаю, потому что считаю своей кадровой ошибкой: я не должен был принимать на работу неподходящего человека. К сожалению, распознать человека на собеседовании очень трудно. За 19 лет руководства своей фирмой я в несколько раз снизил число нерелевантных принятых на работу людей, но полностью проблема не имеет решения. Универсальной свою систему управления компанией не считаю. Не всякий человек способен на свободный труд без принуждения, а лишь с детства воспитанный соответствующим образом и не испорченный праздностью, «чаркой и шкваркой», большим стажем работы на крупных предприятиях и в организациях, где главный секрет успеха — не проявлять инициативу, не создавать другим хлопот (и вообще «лишнюю» работу) и не совершать поступков, за которые могут наказать. Помните одну их первых миниатюр Геннадия Хазанова 70-х годов про жонглёра в цирке: «Да, твой коллега-жонглёр не подбрасывал шарики, но и не ронял, поэтому он получит премию, а ты — нет» и «Сам придумал — сам будешь делать, тебя же и накажут» — это и есть совковый подход, когда преуспевают те, кто берёт на себя минимум ответственности и соответственно принимает минимум решений относительно себя и других. Обычное дело в большой организации.
Что самое важное в бизнесе?
Процитирую профессора Лондонской школы бизнеса Сирила Левицки. Когда ему задали этот вопрос на прочитанной в Минске в 2008 году лекции, он вдруг тяжело задумался этак на полминуты и веско произнёс: «Сказать себе правду». Я сразу вспомнил, как в середине 90-х по неопытности чуть не загубил свой бизнес. Вовремя не закрыл многообещающие направления разработки банковских технологий, которые из-за «чёрного четверга» в России в один день стали невостребованными на многие годы вперёд. Всё верилось, что удача сама вывезет. Да и работники на мои робкие идеи о закрытии твердили, чтобы я не дрейфил: вот-вот закончим разработку двух больших систем, начнутся продажи — и дела поправятся. Коммерческий директор каждый день упрекал меня: «Люди тебе преданы и работают, чего ты сам-то мутишь воду? Всё будет хорошо-о!» Попавший в аналогичное положение знаменитый российский бизнесмен Анатолий Карачинский (компания IBS) осенью 1996 года заявил в интервью, что рынок банковских технологий умер (так и сказал), и закрыл соответствующее направление в своей компании, уволив 30 сотрудников. Но даже этот пример не подвиг меня на аналогичный поступок. Как будто ступор какой-то внутри. Более того, я даже связался с одним из его московских клиентов, чтобы перехватить, и мы долго его прорабатывали. Правда, клиент обанкротился. В итоге я так и не смог сказать себе правду. Промедлил с закрытием убыточных направлений и массовыми увольнениями. Трудно это было, в том числе и морально — и перед людьми, и перед рынком. Да и терять высококвалифицированную команду было жалко, потому что разработка программного обеспечения — это прежде всего команда. Да и не сидели мы сложа руки: предпринимались все возможные способы хоть что-то продать, снижались затраты, менеджеры по продажам прилагали невероятные усилия. Но этого было совершенно недостаточно из-за слабости рынка. В результате проели все запасы, ещё и попали в долги. Наивность и промедление дорого обошлись всем: направления всё равно пришлось закрыть, людей уволить, зарплаты оставшихся урезать. Людям от безденежья постепенно пришлось искать новую работу, а после массовой отправки в вынужденные отпуска за свой счёт я потом полгода долги раздавал. Ещё страшно повезло, что всего полгода — просто подвернулся новый удачный клиент, иначе бы отдавал несколько лет. И если в 1995-м в компании работало 50 человек, то к 1997-му остались всего 10. Было бы гораздо лучше и гуманнее для всех, если бы я сумел взглянуть правде в глаза, отрешился от образа гуманного никогда не ошибающегося бизнесмена, перестал слушать своих коллег и разогнал три четверти фирмы на полгода раньше, расплатился с людьми не компьютерами, а деньгами, да ещё и с выходным пособием. От этого выиграли бы все. Абсолютно все. Но я этого тогда не сделал. Состояние внутреннего неприятия происходящего и вообще состояния, когда ты видишь, что бизнес пошёл наперекосяк, но никак не можешь поверить в то, что это так, просто не принимаешь, блистательно описал Эндрю Гроув в своей автобиографической книге про корпорацию Intel, и я его отлично понимаю. В этой великой компании процесс сдвига видения себя в качестве ведущего производителя чипов памяти (эту нишу ценовой конкуренцией у них навсегда отхватил Тайвань) к ведущему производителю микропроцессоров тоже занял год-полтора. Именно столько заняли каждодневные совещания руководства на тему «что делать?». Правда, до разгона трёх четвертей коллектива в Intel не дошли — и слава богу. Поэтому общий вывод: говорите правду, только правду и ничего кроме правды. И себе, и другим. Не всегда можно и нужно говорить всю правду — это о той же гибкости. Но когда меня просят солгать, я обычно отвечаю: меня мама в детстве учила, что врать нехорошо.